- Так что скажете, уважаемые? Согласны вы раз в день пропускать нас к воде? А взамен вот, - и он кивнул на пустую бадью. - А то и вовсе шли бы вы отсюда... - закончил тиун с затаенной надеждой в голосе.
- Урусы услышат решение ханов, - веско кивнул Телюк. - Сегодня же вечером. Но для большей убедительности мне нужно... - его взгляд был неотрывно прикован к ведру в руках у Будяты.
- А, это? Да пожалуйста, - улыбнулся тот и вновь отправил ведро в невидимое нутро колодца. - Давайте сюда все ваши баклаги, сейчас их до краев заполним! И киселя прихватить не забудьте. Вот как вернетесь к своим князьям-ханам, как выставите перед ними киселька да с сытою...
***
- А если все-таки не сработает? Если они не поверят? Не снимут осады и не уйдут прочь? - разом растеряв всю свою демонстративную уверенность, бормотал Будята, глядя вслед удаляющимся в сопровождении Горыни и его гридей печенежским бекам.
- Да ладно тебе, тиун, - окликнул его голос сзади, и Будята обернулся навстречу сноровисто выбирающемуся из колодца через узенькую, явно не предназначенную для того, чтоб через нее люди лазали, дверцу тощему белобрысому мужику. - Все будет хорошо. Дед Летко дурных советов никогда не давал.
Тиун тяжело и неуверенно вздохнул:
- Мы на эти киселя да каши, на эти поддельные колодцы, выскребли все, все, что еще оставалось у нас в закромах, последний овес из конюшен. На то, чтоб одурачить сначала тех двоих степняков, а теперь и этих их набольших. Да откормить как следует за пару дней тех немногих, кто и так поздоровее, и кто должен был попасться им сегодня на глаза в городе. И если хитрость твоего деда не сработает... - Он совсем поник. - Прастень, ты хоть понимаешь, что в городе сейчас две с половиной сотни мужиков и в три раза больше баб да детишек. А из еды, вот, только те слезы, что наскребли на эту дурацкую обманку. А ее уже не хватит и на день на какую-то сотню человек. Остальным даже сегодня к вечеру нечего будет есть. Последнюю лошадь приговорили три дня тому. Еще и колодцы эти треклятые пересохли, а без воды хуже, чем без еды...
Прастень беззаботно покосился на залитое солнцем небо, прищурился и сунул в рот невесть откуда взявшуюся травинку.
- Все будет хорошо, тиун, - повторил он. - Ты лучше сам-то отведай, чем гостей дорогих потчевал. - Мужик усмехнулся и протянул Будяте ведерко, на дне которого плескалось немного сыты. - Остатки уже.
Тиун махнул на него рукою и пригубил через край. И тут же зашелся в оглушительном кашле. Прастень хлопнул себя ладонями по ляжкам и весело засмеялся.
- Что это?! - прохрипел, откашлявшись Будята. - Ты что натворил, дурья твоя башка?
- А на что это похоже? - сквозь смех поинтересовался Прастень, и сам же немедля ответил: - Первач, тиун, чистейший первач. Вы медка-то раздобыли с пол корчаги. Да и тот засохший. А развели, почитай, на два ведра воды. Пустая сыта-то получилась, совсем слабенькая. И мало - как с киселем пыль в глаза степнякам не пустишь. Потому меня туда и посадили, чтоб я из ведра в ведро переливал, пока вы тут наверху им глаза отводите. А я вот, внизу сидячи, да вашу сыту опробовав, решил ее слегка разбавить. - Он снял с пояса баклажку, выдернул из нее пробку и перевернул, нарочито встряхнув. - Отборнейший был первач, тиун. С дедом Летко еще весной гнали, до начала осады. А какая забористая у нас брага выходит, весь город о том знает! Я ее, родимую, как зеницу ока хранил, на самый, понимаешь, крайний, последний в непутевой моей жизни случай. Думал, как ворвутся печенеги в город, тут-то и залужу все разом. И уж тогда помирать совсем не так грустно будет. - Прастень закрыл баклагу и убрал ее назад на пояс. - А тут вдруг думаю - а чего уже терять-то? Так и так, если не степняк через день-другой здесь будет, то не сегодня-завтра сами друг дружку жрать начнем. Ежели только хитрость дедова не выгорит. Вот и вылил я все, что было, в сыту вашу. Чтоб, значит, покрепче она была, поядренее!
- Ты... ты... - потеряно качал головою тиун, не в силах найти нужные слова. - Ты с твои дедом...
- Расслабься, тиун, - хмыкнул Прастень и, отобрав у того ведерко, залпом допил оставшееся. - Помяни мое слово - они наш белгородский кисель надолго запомнят!
- Ох и велик новый бог урусов, - бурчал себе под нос Телюк-бек, наблюдая за тем, как воины его рода сворачивают раскинувшийся в четырех перестрелах от стен Белого Города лагерь. - Велик и могуч, если способен творить такие чудеса. - Рука бека потянулась к баклаге. - Должно быть, правду говорят, что Валадмир-каган отверг учение мулл из Итиля и Булгара потому, что Магомету не угодны вино и мед. - Он сделал короткий жадный глоток и довольно облизал губы. - А бог из Кустадинии дарует урусам воистину божественную росу! Воистину!