А старший, тем временем, уже свернул на бок нос мальчишке и теперь старательно вбивал ему зубы в глотку.
- Четыре! - буквально выплюнул Горясер.
Двое сплелись на песке в безумном клубке, осыпая друг друга ударами и пинками. Соломенноголовый с хрустом сомкнул челюсти на пальцах противника. Тот взвыл, в воздухе мелькнула, рассыпая веер алых брызг, трехпалая культя. А мгновением позже большой палец другой руки мужчины чуть не на полную фалангу вдавился в левый глаз юнца. Два жутких крика слились воедино.
- Три, - уже вовсю потешался Ждинич, в нетерпении облизывая губы и перебрасывая засапожный нож из одной руки в другую.
И в этот миг...
- А-а-а!!
Напрочь позабытый всеми участниками кровавого действа третий из пленников внезапно подскочил на месте. В руке у него мелькнул подобранный где-то камень и с влажным чавкающим звуком опустился на затылок светловолосого. Тот содрогнулся всем телом, взбрыкнул ногами и разом обмяк. Ничего пока не подозревающий противник его, попытался было выбраться из-под осевшего на него мертвым грузом тела, но едва он со стоном спихнул его с себя прочь, как окровавленный булыжник с ужасающей силой обрушился на его лицо. Сминая кости и плоть.
- Два, - удивленно проронил Ждинич, кинжал застыл у него в руке.
Единственный выживший пленник уронил ставший уже бесполезным камень, торопливо подхватил с земли давешний нож и на негнущихся ногах направился к молодому человеку у ладьи, все это время завороженно взиравшему на происходящее. Караулившие его гриди медленно разошлись в стороны, не опуская, однако, мечей. Взгляды юноши в богатой одежде и приближающегося к нему убийцы встретились. Губы парнишки дрогнули, будто пытаясь что-то сказать. Он медленно отрицательно покачал головою.
- Один!
Пленник упал на колени перед своим господином, одновременно с этим вонзая нож ему в грудь. Тот широко распахнул рот в безмолвном крике, подавшись всем телом вперед и лишь еще больше насаживаясь на клинок. Вцепился пальцами в рубаху на груди убийцы, замер. И начал сползать назад. Пленник громко всхлипнул.
- Готово! - Горясер вновь подбросил нож и, подхватив его в самой нижней точке, красивым отточенным движением заткнул за голенище сапога. Хлопнул себя по бедрам, вставая: - По коням!
- А с этим что делать? - поинтересовался один из варягов, кивнув на уронившего голову на грудь убийцу.
- Я держу свое слово, - пожал плечами Ждинич. - Кстати, как его зовут?
- А черт его знает, - варяг почесал в затылке. - Вроде торчин какой-то. Поваром у Глеба состоит. Состоял, то бишь.
- Неважно, - отмахнулся Горясер и зашагал по заваленному телами берегу к нетерпеливо всхрапывающим коням.
Как Хромой чуть не стал Глупым, а не Мудрым
«В лето 6523 <...> Когда еще Ярослав не знал об отцовской смерти, было у него множество варягов, и творили они насилие новгородцам. Новгородцы же поднялись на них и перебили варягов во дворе Поромоньем. И разгневался Ярослав и пошел в Ракомо, сел там во дворе. И послал к новгородцам сказать: «Мне уже тех не воскресить». И призвал к себе лучших мужей, которые перебили варягов, и, обманув их, перебил их тысячу. В ту же ночь пришла ему весть из Киева от сестры его Предславы: «Отец твой умер, а Святополк сидит в Киеве, убил Бориса и за Глебом послал, берегись его очень». Услышав это, Ярослав опечалился...»
Повесть временных лет
Логическое продолжение предыдущего драббла «Жажда жизни». Автор исходит из предположения, что далеко не все в деле об убийстве святых Бориса и Глеба было так уж однозначно, как принято считать...
- Конунг Ярицлейф быть занят. К нему нельзя, - дорогу Константину Добрыничу заступил незнакомый угрюмый варяг.
- Поди прочь! У меня срочные вести для князя. Я должен его видеть.
- К нему...
- Прочь, я сказал!
Константин решительно оттолкнул варяга и рванул на себя дверь гридницы. За спиною послышался звук извлекаемого из ножен меча, но посаднику было уже не до возмутительного поведения наемника. Он замер на пороге, встретившись глазами с обезумевшим взглядом боярина Мирослава, изо рта которого прямо в лицо Добрыничу смотрела добрая пядь окровавленной стали. Посадник почувствовал леденящее прикосновение страха.
С тихим шелестом клинок исчез, и безжизненное тело боярина мешком с костями бухнулось на пол. Вместо него перед Константином оказался Сбыслав, воевода ярославовых варягов. Единственный, оставшийся у Ярослава после избиения зарвавшихся иноземцев, устроенного новгородцами три дня тому на Парамонове дворе. Опасно сузив глаза, Сбыслав молча убрал меч в ножны. Бросил быстрый взгляд через плечо посадника на давешнего варяга у того за спиною, дернул щекой и отступил в сторону, освобождая дорогу и открывая взору Добрынича всю картину свершившегося в гриднице.