Подойдя к Хвиною, он неожиданно заявил ему в упор:
— Ты дурак!
— За что?
— За все! Дурак — от земли не поднимешь!
Расталкивая стариков, Андрей покинул собрание. Он не слышал, как Аполлон ругал его в спину, как Степан успокаивал Хвиноя. Но все сразу забыли и о Хвиное, и об Андрее, когда раздался голос Обнизова:
— Господа старики! Теперь будем требовать от Степана и Аполлона магарыч.
— Уж, верно, не откажут? — вопросительно поглядывая на сидящих за столом, подхватил Матвей.
— Пущай только попробуют!..
— Мы будем требовать, кричать!
Гул голосов нарастал, перекатывался от стола к задним рядам, и вот наконец кто-то крикнул отчаянно громко:
— Магарыч!
Федор Ковалев, сорвав с головы шапку, взмахнул ею в воздухе и заревел глухим басом:
— Три ведра дымки!
К нему присоединилось десятка два голосов:
— Три ведра!
— Два!
— Магар-р-рыч! — оглушал всех раскатистый бас Ковалева.
А Обнизов, толкая его локтем в бок, шептал на ухо:
— Штаны с натуги не загуби. Они у тебя суконные.
Аполлон, поднявшись, небрежно махнул рукой. Все замолчали. Лишь Федор Ковалев, точно с цепи сорвавшись, гаркнул:
— Магарыч!
Аполлон снисходительно улыбнулся:
— Знытца, дошло дело до магарыча, и Ковалеву не конфузно больше других драть глотку. Нет у меня, знытца, денег на магарыч.
Встал со стула и Степан. Он негромко кашлянул, но все услышали его кашель и притихли. Глядя серыми выцветшими глазами из-за пшеничных косм бровей, он сказал:
— Кричите вы, как грачи. «Магарыч и магарыч»… О чем толковать? Не раз уж вам ставил магарыч дед Степан, и теперь поставлю. Я старинный человек, и скупость мне не сродни. Только сделайте добросовестно!
Кто-то закричал:
— Качать деда Степана!
— Качать!
— Ура! — поддержали с разных сторон.
В толпе задвигались, заволновались. Тут же схватили старика на руки и стали подбрасывать. Большая борода Степана развевалась, как флаг на атаманских воротах во время сильного ветра. Галуны на воротнике и рукавах поблескивали тусклым серебряным блеском, надувались широкие темно-синие, с красными лампасами, шаровары, а фуражки на голове давно не было — ее снесло порывом ветра.
Потом качали Аполлона и Мирона, затем Матвея и, наконец, Ковалева.
Окончилось чествование. Хвиной и Кирей ладонями вытирали мокрые, вспотевшие лица, а Федор Евсеев шумно посапывал — никак не мог отдышаться.
— Мишка Матренкин, скорей за стол — постановление писать! — позвал атаман, и около стола появился маленький казачишка с кучерявым чубом, с праздничной улыбкой на угреватом лице и в серых, глубоко сидящих глазах. — Садись и пиши покрасивей, потом помагарычимся немного, — сказал атаман Мишке, который, усевшись рядом с ним, вооружился пером и начал писать.
Пили магарыч у Степана, в просторной горнице, сидя вокруг раскладного длинного стола, уставленного пестрыми графинами, тарелками с яичницей и нарезанным пшеничным хлебом, чашками с кислым молоком и с квашеной капустой.
Рады были старики и самогону, и тому, что белая армия продвигается вперед: атаман читал в газете про «третий звонок на Москву». Присутствовали на выпивке и два фронтовика — Гришка Степанов и старший зять Мирона Орлова. Они рассказывали о геройских делах своих частей и командиров. Аполлон и Степан убеждали всех, что пришел настоящий конец войне и большевикам.
Была и еще одна радость — не общая, а скорей только Аполлона и Степана, но ей радовались попутно все присутствующие: зыковский пруд после беспрерывной недельной работы был закончен.
Магарыч распили. Пошла складчина. Остались только те, у кого были деньги. Выпив пару рюмок, Хвиной отправился к себе. Огибая леваду Степана, он вышел на выгон, к воротам Бирюковых. Старик Бирюков, стоя у ворот, поманил его сухим пальцем. По тощему, узкобородому и бритому лицу его было заметно, что он собирался сказать что-то важное.
Хвиной подошел к нему и спросил:
— Петрович, что не пошел на магарыч? Степан посылал за тобой…
Иван Петрович засмеялся, пряча лицо в ладони. «Видно, навеселе», — подумал о нем Хвиной. Как бы угадывая мысли приятеля, Иван Петрович почти шепотом ответил:
— Я и языка самогоном не мочил, а вот пьяный. — И еще тише зашептал: — Без водки Филипп напоил… Пойдем-ка вместе, опохмелимся. У Степана водка хорошая, а мой первак не хуже и дешевле.
Приятели прошли на крыльцо. Хозяин усадил Хвиноя на нарах.