Светлым солнечным утром, поднявшись с кошмы, Дардаке козлом поскакал к открытой двери, как вдруг услыхал, что на улице кто-то громко говорит. Ему даже показалось, что это учитель читает вслух какую-то книгу. Мать приложила палец к губам, шепнула сыну:
— Тихо веди себя. Финагент приехал.
— Опять? Что он хочет, мама? Разве не знает, что нет у нас ничего?
Он выглянул и увидел обутого в чистые сапоги, одетого в коричневый вельветовый костюм высокомерного усатого дядьку. У этого приезжего поверх костюма был еще надет темно-синий плащ. Волнистые поля шляпы свисали над его круглым лицом. На правую руку он накрутил ремень туго набитой кожаной сумки. Он небрежно помахивал сумкой и, задрав голову, цедил слова. Говорил и говорил, а отец, ссутулившись, стоял перед ним в чепкене и молча глядел на свои разбитые сапоги. Тут из-за угла соседнего дома появился еще один человек. Увидев его, отец Дардаке вздрогнул и еще больше съежился. Новый этот, совсем здесь не известный человек, молодой и румяный, был в синей шинели и в фуражке с красным околышем. На плечах у него блестели погоны с двумя золотыми звездочками…
И Дардаке понял: уже вчера отец знал, какие к нему собираются гости. Вот почему был таким невеселым и удрученным, вот почему вспомнил о несчастных предках.
Мальчик в два прыжка очутился возле отца, прижался к нему, обнял его. Отец недовольно на него взглянул, а финагент так дернул плечом, будто его овод ужалил. И только молодой лейтенант милиции улыбнулся краем глаза.
Обратившись к лейтенанту, финагент сказал:
— Видишь, какой труд у нас. Адские муки переносим, чтобы получить с неплательщиков. Терпение лопнуло, сил больше нет уговаривать. Будем описывать имущество, товарищ начальник. Обыск нужен.
Дардаке вопросительно посмотрел на отца. Лицо Сарбая окаменело. Салима-апа, худенькая, верткая, выбежала из дома, загородила руками вход. Казалось, сейчас закричит. Но только вертела головой, поглядывая то на одного, то на другого.
Лейтенант прошелся туда-сюда, заметил, что из окон соседних домов смотрят и в воротах стоит народ. Слишком он был молодой, нерешительней. Посмотрел на седого Сарбая и тихо спросил:
— Что, правда, не хотите платить? Государство, знаете, не может бесконечно ждать.
Финагент сердито махнул рукой:
— Что его спрашивать? Разве не видишь — упорный неплательщик. Молчит и молчит. Спит, что ли? Попробуй добиться. Из камня легче воду выжать…
И тут наконец Сарбай, поклонившись лейтенанту, заговорил:
— Ой, братец начальник! Если нет, где взять, а? Копейки колхоз не дает. По трудодням что получили? Нет денег, совсем ничего нет. Пусть осенью придет, пожалуйста. Разве отказываюсь? Все отдам.
Тонким, женским голосом говорил Сарбай. Мальчик смотрел на него, слушал. Может, это и называется «тукуму» — униженный? Отец на бабу старую стал похож.
Прижав руку к груди, Сарбай повторял одно и то же:
— Отдам, все налоги осенью отдам, правду говорю…
— Ай, Сарбай-аке! — с досадой воскликнул финагент. — Теперь конец месяца, завтра сдаю в банк последние сборы. А там надо отчитаться перед райфо. Если постараешься, найдешь, чем заплатить. Хочешь, чтобы я по твоей милости лишился службы, а? Десять лет работаю, премии получал. Из-за тебя все должен потерять, так? Для меня лучше, если прямо скажешь… Вот в присутствии начальника Скажи: «Отказываюсь платить государству свои недоимки». Мне лучше будет — уговаривать не надо. Есть власть. Пусть власть решает, что с тобой делать.
Нет, Сарбай не мог так сказать. Он с испугом посмотрел: как мог подумать финагент, что он хочет отказаться выполнять законные требования государства!
— Заплачу, заплачу, а сейчас поверь мне в долг… Эх, если бы…
Он не договорил, слезы покатились по его щеке. Молодой лейтенант не выдержал, дернул финагента за рукав:
— Пошли! А вы, аксакал, пасите свой скот. Работайте…
Сарбай, легким движением оттолкнув сына, кланяюсь, пошел провожать лейтенанта и финагента. Лейтенант сел на лошадь и ускакал. Финагент не ушел.
— Ладно, — сказал он тихо, — я за тебя, Сарбай-аке, уплачу свои деньги… Ты ведь пасешь коров, так? Ты мне осенью телку отдашь. Обещаешь, да?
Старик быстро закивал. Он на все был согласен. Как говорится, пока опустится топор, колода отдыхает. Получил передышку — и слава богу. А осенью… кто знает, что там будет осенью!
Когда финагент наконец ушел, мальчик, потрясенный увиденным и услышанным, спросил отца: