Дардаке насмешливо улыбался. Вот бы видел Чекир, как он выставил отсюда эту воображалу! Жалко, что не едет. Они бы вместе посмеялись над глупой горожанкой. Вспомнили бы, как она явилась в кыштак во время войны со своей чистюлей мамочкой и показывала наряды. А потом вышла на улицу с веревкой, на концах которой были приделаны деревянные ручки, и стала ее крутить через голову, скакать и так и эдак, и одной ногой и двумя. Все девчонки собрались вокруг нее, а мальчишки стали бросаться комками земли. Вот уж верно, что городская бездельница, белоручка!
У всех тогда не хватало хлеба, мужчины ушли на войну и на трудфронт, женщины работали с утра до ночи, и детям тоже было не до игр и развлечений.
Дети работали и в огороде, и в поле. Дардаке девятилетним полол грядки и чистил от сорняков кукурузные посевы. А десятилетним садился на вола, тащившего борону. Одиннадцати лет он уже научился косить. А девчонки подгребали граблями сено и сносили его в стога и собирали колоски…
«Да, девчонки носили, девчонки собирали. Что же ты, Дардаке, так говоришь, будто не было среди маленьких голодных работниц Зейны? Вспомни-ка, вспомни. Зейна веселой всегда была и, если выдавалась свободная минута, сразу затевала игры и даже танцы. Она всех подружек увлекла своими прыгалками. Нигде веревки нельзя было оставить — сейчас же утащат девчонки. Матери ругали их за это, а прежде всего ругали Зейну. Но она не унывала. Поплачет немножко от обиды и принимается за свое: поет и скачет. А работала за двоих, как и ее мама. И училась хорошо… Сама учительница, проработавшая весь день на току или в картофельном сарае, к вечеру ходила по домам и собирала замерзших и голодных ребятишек — вела в классы. Зейна всегда приходила к ней первой и потом вместе с ней кричала под окнами: «В школу, в школу!»
Зейнин отец был на фронте старшим сержантом-минометчиком. Тетя Сайраш одна из первых получила повестку о гибели мужа. Но, может быть, потому, что он был горожанином, слесарем железнодорожного депо, и здесь никто его не знал, о нем в кыштаке не горевали. Из всех жителей один старый Буйлаш знал Зейниного отца, своего городского зятя, ездил к нему в гости. Когда же стали приходить известия о гибели своих — тех, кто был призван из родного колхоза, — общее народное сочувствие к вдовам и сиротам коснулось и немного обогрело тетю Сайраш с дочкой ее Зейной. Но до конца так и не свыклись с горожанками жители кыштака.
Вот сейчас Дардаке опять обозвал Зейну бездельницей. Он пасет стадо коров, а Зейна гуляет, цветочки рвет. Он работает, а его сверстница затевает с малышами игры… Дардаке нарочно заставлял себя так думать, чтобы приглушить угрызения совести. Ведь он знал, что Зейна взяла на себя заботу о малышах, чтобы освободить матерей. Выходит дело, и она вроде пастуха-чабана, только в стаде у нее не телята и не ягнята, а человеческие детеныши. Это тетя Сайраш придумала. Предложила устроить по городскому образцу детский сад с дочкой своей Зейной в роли воспитательницы. Женщины боялись за своих детей — уж больно далеко их Зейна уводила. Но ребятишки полюбили девчонку, и уже не только трехлетние и пятилетние, а те, что постарше, тоже стали ходить с ней. Восьмилетние и даже десятилетние. Дардаке, наверно, потому и рассердился, что увидел таких больших гуляющими без дела. Кто со свистулькой, а кто с куклой, с игрушечной коляской. Скакалки-прыгалки теперь знали все девочки поголовно, а были и такие, которые получили в подарок из города резиновые мячи. Да-да, настоящие прыгающие мячи!
У Дардаке никогда не было своего мяча. Самолет в небе он видел. Трактор на полях тоже видел и автомобиль видел, даже подходил к ним близко. Но паровоз он только на экране в клубе видел. Так вот и с мячом. Он сперва в кино увидел игру в футбол и страшно увлекся, хотя и не мог понять, почему мяч прыгает. Потом наконец и к ним в кыш-так, в школу, прислали волейбольный мяч, и Дардаке понял, что это такое. Но своего мяча, домашнего, которым можно играть в комнате или во дворе, никогда у него не было. Он уже вырос большой, может побороть отца, поколотил шестнадцатилетнего Чекира, стыдно думать о мяче, стыдно просить отца и мать о таком подарке…
Маленький черный резиновый мяч, который высоко прыгает… Нет, никогда он его не попросит купить и никогда не возьмет в руки! Не было детства — теперь поздно его возвращать!
Зейна ушла, Чекир не появляется. Коровы и коровы, одни коровы перед ним. Дардаке стоял, окруженный плотными зарослями цветущего шиповника. Крупные розовые цветы сотнями были рассыпаны и справа и слева. Подул ветерок, и Дардаке вдруг ощутил сильный и очень приятный запах. Он наклонился над цветком и понюхал его. И ему показалось, что Зейна появилась рядом с ним. Он мгновенно повернулся вокруг, — нет, девочки нигде не было. И тут он понял, что шиповник пахнет Зейной. Во время дневной дойки, когда они, смеясь, выбежали из юрты и она ему предлагала набрать в колпак муравьев, от нее пахло точно так. И ничего удивительного — в волосах у нее был цветок. И в юрте стояли в кринках эти самые цветы шиповника.