Вот шутник! Он все время улыбался, подсмеивался над собой. Никто не слышал от него ни одной жалобы. Алапай так и не рассказал никому, что в несчастье его виноват Дардаке, и ни разу не упрекнул парнишку даже намеком.
Но вот однажды Алапая навестил Чекир. Дардаке давно знал его щедрость. Он перещеголял самого себя. Приехал с большим мешком на лошади и как начал вытаскивать… Тут и жареное мясо, и манты — пельмени величиной с кулак, и банка варенья из районного магазина, куда он, оказывается, заезжал… Воспользовавшись тем, что медсестра куда-то вышла, Чекир вынул из мешка и быстро поставил в глубь тумбочки Алапая четвертинку водки.
— Зачем? Тут запрещено, — зашептал Дардаке.
— Молчи, дурак! — отмахнулся Чекир. — Алапай не мальчишка. Выпьет — станет веселее. Больше ничего с ним не будет. От такой ерунды никто не опьянеет.
Но Алапай тоже не обрадовался такому подарку. Он велел Чекиру сейчас же забрать и унести бутылку.
— Вы знаете, что я люблю повеселиться и не отказываюсь иногда выпить. Но больница — не место для гульбы… Если кто увидит, пойдет разговор, что я пошел путем своего отца. Ах, как надоело мне и опротивело его пьянство!
Когда они ушли из больницы, Чекир рассказал Дардаке:
— Дело плохо. Мамбеткул совсем запустил свою отару, у овец появилась чесотка. Пока сын был с ним, разгульное поведение старика не так отражалось на стаде. Он часто уезжал в райцентр или пьянствовал с усатым Закиром. Алапай в таких случаях заменял отца. А вчера… Наши зимовки были неподалеку, и вчера я поехал к Мамбеткулу, хотел сказать, что собираюсь сюда, в долину, и буду в больнице у его сына. Но оказалось, что Мамбеткул ушел с горного пастбища, перегнал отару почти к самому райцентру, где трава под снегом вся вытоптана. Овцы стали голодать, болеть, несколько уже пало. Председатель Закир, хоть он и не отказывается гулять с Мамбеткулом, если увидит, что стадо гибнет, обязательно прогонит Мамбеткула с чабанской должности… Вот к чему привело то, что ты сломал ногу Алапаю.
— Ты правда думаешь, что я виноват во всем? — с отчаянием в голосе спросил Дардаке.
— Гм! А кто же еще? Уж не я, наверно, и не лошадь, которую ни за что ни про что обвинил Алапай… Эх, Дардаке, Дардаке! Изуродовать такого парня, поставить под угрозу колхозную отару овец! Разве не знаешь, что Мамбеткул только называется главным? Сын его Алапай — вот кто настоящий чабан… Дурной ты, дурной! Даже злая собака, когда с ней играют, не кусается по-настоящему, не отрывает от живого тела куски мяса. Если у тебя вместо рук сильные крючья, научись пускать их в ход осторожно. Так ведь недолго и убить человека.
Дардаке слушал своего товарища и не мог понять, шутит тот или говорит серьезно. Заячьи глазки Чекира, по обыкновению, весело поблескивали, но улыбки на лице не было.
Прижав руку к груди, Дардаке воскликнул:
— Ой, Чекир! Я готов все сделать для Алапая. Но чем, чем ему помочь? Ведь я всего только школьник.
— А что говорит твой отец?
— Он же ничего не знает.
— Рассказывай! Пусть не притворяется, что не видел. Думаешь, в нашем кыштаке можно что-нибудь скрыть? Как бы не так! Твой отец сказал твоей маме, а она — соседке. Даже моя мать знает, кто сломал Алапаю ногу…
— Врешь ты, все врешь! Наверно, сам всюду рассказываешь…
— Я бы сейчас тебя стукнул как следует! — разозлившись, сказал Чекир. И, глядя исподлобья, добавил: — Если бы не боялся, что ты мне сломаешь руку или ногу. Зачем меня оскорбляешь? Когда мы с тобой подрались, разве я кому-нибудь нажаловался? Нарушать товарищество — нет ничего хуже!
Дардаке уныло почесал в затылке.
— Да-а, — протянул он, — папа действительно видел. Он даже хотел нас разнять…
— Почему не разнял? Он взрослый, будет отвечать за все. Что он тебе говорит? Будь честен, скажи мне правду! — Теперь Чекир говорил вполне серьезно. Он так и впился глазами в лицо Дардаке. — Чему тебя учит отец? Что советует?
— Папа советует… — протянул парнишка. — Он мне советует молиться за здоровье Алапая.
— Как? Как?
— Говорит: «Молись! Каждый день молись!»
Чекир присвистнул от удивления:
— Молиться? И ты… ты молишься?
— Я — нет, а папа с мамой и утром и вечером просят аллаха вернуть Алапаю здоровье.
Чекир расхохотался, вскочил на коня и, все еще продолжая хохотать, поскакал в сторону гор. Отъехав метров на двадцать, он обернулся и закричал во все горло:
— Э, Дардаке! Ты тоже молись! Молись, молись! Я всем буду рассказывать, что ты святой дервиш из сказки. Прощай, дурачок!