Дардаке смотрел на председателя во все глаза и понять не мог, почему он его то парнем называет, то бродягой, то джигитом. Но скоро пришлось еще больше удивиться.
Поверхностно оглядев пасущуюся на широком склоне отару, даже опытный человек не определит, велик ли приплод. Крошечные ягнята того же цвета, что и матери, издали не видны. Члены комиссии согнали отару в гурт. Одни взялись считать овец, другие — ягнят. Когда подвели итоги и установили, что Дардаке назвал точную цифру, началось всеобщее ликование. Вот это-то и поразило Дардаке. Сарбай и Салима тоже не сразу поняли, почему их не только не бранят и не наказывают, но еще и поздравляют и хвалят. Усатый Закир, кидаясь то к одному, то к другому члену комиссии, кричал:
— Теперь видите, видите — прав я был, когда снял Мамбеткула. Мало ли что опытный, а Сарбай давно не пас овец… Мало ли что! Главное в человеке добросовестность, старательность. Старательному и бог помогает — много двойняшек родилось в отаре… Э-эй, все сюда! Комиссия, комиссия! Сюда, поближе ко мне! Есть сообщение, особое сообщение. Одна жирная овца повредила ногу, и ветеринар определил, что пригодна только на мясо. Ставлю на голосование: бешбармак будем варить или жарить шашлык? А может, третье предложение возьмет верх? Тут есть любители плова. В куржуне председателя найдется килограмма три плохонького риса.
В куржуне председателя нашлась и бутыль со спиртом. Голова председателя работала быстро и четко, авторитет его сразу возрос. Один только Садык-аке был чем-то недоволен. Нет, не только Садык — Дардаке тоже не выказывал радости. Конечно, приятно, что их хвалят и поздравляют. Но как же так — никто даже не вспомнил о погибших ягнятах. Ведь если бы чабаны были опытные, если бы овцы были лучше откормлены, если бы на время окота прислали сюда двух-трех помощников, удалось бы спасти весь приплод. Не четыреста шестьдесят девять, а больше пятисот ягнят бегало бы сейчас по горам. Да, но ведь мертвых не вернешь к жизни. Так чего же хотел Дардаке? Уж не наказания ли для себя и для своих родителей? Миновала беда — радоваться надо! Конечно, надо. Ну, а вот он не мог.
Нет, не виноватых искал Дардаке — понять хотел. Сколько ни глядел в лица взрослых, не видел задумчивости. Будто все так и должно быть, будто умершие ягнята, много ягнят, — так, пустяки.
Тем временем в казане закипел бешбармак. Весенний бестолковый ветер во все стороны разнес терпкий запах крепкого навара. Люди, возбужденные предстоящим пиршеством, неестественно громко переговаривались, шутили, смеялись.
— Э, Дардаш! — закричал веселый краснолицый зоотехник Бектен. — Ты что там прячешься? А ну, подойди, подойди сюда. Сегодня, если верить твоему отцу, мы должны тебя поздравлять. Отец говорит, ты особенный какой-то. Старательный, говорит. Наблюдательный, говорит. Больно глазастый, говорит… В столице нашей, в городе Фрунзе, я видел мальчика семи лет — на скрипке хорошо играл. А сколько в балете крошечных детей киргизов — во-от такие девчоночки, а танцуют, будто их сорок лет учили. Да меня хоть сто лет учи — танцевать не буду…
Кажется, не только Дардаке — никто не понимал, что хочет сказать зоотехник. Вот ведь болтун! А тут, на счастье, поспел бешбармак. Бектену не дали договорить. Все заторопились, рассесться вокруг дасторкона. Мужчины выпили, передавая друг другу кружку разбавленного спирту; глотнул немного и Дардаке. А Сарбаю, поздравляя его с успехом, до краев налили и заставили опорожнить. Старик захмелел, порозовел, глаза стали веселыми. Салима-апа то и дело дергала его за рукав, чтобы не слишком часто лез в блюдо и не хватал жирные куски, самим аллахом предназначенные начальникам. Но Сарбая будто подменили — такой стал шумный, развязный, хвастливый…
— Проклятый Мамбеткул оставил нам полудохлых, а мы… Волки окружили нас, как войско хана Батыя, а мы… Желтый снег падал целые сутки и завалил овец, а мы… А вы бы знали, какой герой мой сын…
Дардаке неодобрительно смотрел на отца, ему казалось, что люди смеются, потешаются над ним, не верят. Переглядываясь с матерью, он видел, что и она обеспокоена.
По соседству с председателем устроился краснолицый зоотехник Бектен. Он подозвал Сарбая, о чем-то его расспросил, а потом долго шептал что-то на ухо Закиру. Закир улыбался, бросал взгляды на Дардаке. И вот наконец, наевшись до отвала и громогласно рыгнув, он поднялся со своего места. Все с напряженным вниманием следили — что-то сделает сейчас председатель. А председатель вот что сделал. Подошел со стороны спины к Дардаке, подхватил его под руки и заставил встать.