Дардаке затаился, как мышь. Если Садык не зовет — значит, не хочет его видеть. Говорит будто с воздухом. «Ну и пусть, — думал обидчивый паренек. — Пусть уезжает, раз я ему не нужен!» Садык продолжал как ни в чем не бывало:
— На днях приеду и привезу тебе подарок. У лучшего нашего чабана Жолдоша Жолоева три замечательные собаки. Уговорю его одну передать тебе. Ох и злой же пес! Не боишься?
— Нет, что вы, товарищ командир! — с этими словами Дардаке стремительно выскочил из своего укрытия и вытянулся перед Садыком.
Садык весело рассмеялся, все зубы показал:
— Ну что, герой?
— Я не герой, — потупившись, откликнулся Дардаке.
Ох, как захотелось ему броситься на шею Садыку! Трудно было сдержаться.
— Будешь, будешь героем! — все так же смеясь, продолжал Садык. Он положил руку на плечо парню: — Сейчас уеду, никому искать не позволю… Может быть, хочешь меня о чем-нибудь на прощание спросить?
— Хочу, — ответил Дардаке и поднял глаза.
— Хочешь спросить, почему праздник устроили, когда погибло столько ягнят и горевать надо, а не пировать?
Дардаке поразила проницательность заведующего фермой.
— Откуда вы знаете, Садык-байке?
— Тебе четырнадцать лет, а мне перевалило за тридцать. И я на войне побывал. Многому учит война. Людей учит понимать и горе человеческое.? Теперь слушай. Колхозники, которые приехали сегодня, члены комиссии, они правильно радуются. Они ждали худшего, гораздо худшего. Закир послал вас на зимовку без всякой надежды, что удастся спасти отару. Плохое дело сделал Закир, люди понимали — обманул председатель отца твоего Сарбая. Обманул, а потом еще нарочно забыл о вас. Сколько ему ни напоминали, он только обещал, но не посылал вам помощи, говорил, что нельзя проехать. Но вот поправился Алапай и нашел дорогу. Мы с ветеринаром побывали у вас и, увидев, что вы сохранили овец, решили наперекор председателю помочь вам — дали лошадь и быка, привезли сена. Ох и бранил нас за это Закир: «Овцы у Сарбая истощенные, больные, окота не выдержат. Лишнего тягла в колхозе нет, сена мало, надо тем помогать, у кого животные здоровые». Сегодня по пути к вам всю дорогу твердил: «Погиб, погиб приплод в отаре Сарбая! Хорошо, если осталась в живых сотня ягнят». А что оказалось? Четыреста двенадцать ягнят оказалось! Живых и здоровых! Вот почему люди обрадовались. Закир и сам обрадовался, устроил т о й.
Дардаке наморщил от напряжения лоб. Никто с ним не говорил так серьезно. Дедушка Буйлаш предупреждал, что Закир готовит отцу подвох, но объяснить, что и как, не захотел или не сумел. Дардаке слышал, и не раз, что колхозники ругали председателя за бестолковость и несправедливость. Садык не ругал, он как бы осмысливал поведение усатого Закира, раскрывал его характер. Так учитель литературы делает.
Дардаке руку поднял, будто он в школе перед учителем.
— Спрашивай, — разрешил Садык.
— Выходит, значит, фальшиво радовался Закир-аке?
— Зачем фальшиво? Разве плохо ему? Наш председатель всегда счастью радуется, удаче, везению. Понимаешь, нет?
— Понимаю! — откликнулся парнишка — ему в самом деле показалось, что стал понимать. — Например, у нас в школе… Если урок подготовишь и домашнее задание выполнишь, на любой вопрос можешь ответить учителю. А когда не готовился, гулял, тогда только на счастье и можешь надеяться: вдруг спросит то, что случайно знаешь. Конечно, радуешься такой удаче, прыгаешь до потолка.
— Ай, молодец! — Садык даже по колену себя хлопнул, так понравился ему детский ответ парнишки. — У тебя, я смотрю, голова работает. Правильно говоришь. Вот только ученик в школе одного себя подводит, а взрослый человек каждым неверным поступком затрагивает многих, особенно если человек этот руководитель…
— А я?.. Скажите мне правду, Садык-байке, я тоже плохо поступил, когда убежал? Я не знаю, почему убежал. Иначе не мог — ноги меня сами понесли.
— Неужели нисколько не знаешь? — Садык недоверчиво усмехнулся.
— Закир-аке меня перед всеми выставил и стал называть талантом…
— Выходит, если я тебе сейчас скажу, что у тебя действительно талант, убежишь и от меня?
Дардаке не убегал, но смотрел настороженно.
— Знаешь, парень, — продолжал Садык, — за то, что сегодня убежал, я тебя не осуждаю и люди тоже не осудят. Конечно, немного над тобой посмеются, но гораздо больше посмеются над председателем. А те, кто видел, как ты вырвался, уже смеялись над ним.