— Не догонишь, не догонишь! — крикнула Зейна и побежала дальше.
Ала Мойнок, беспородный лохматый пес, привязанный к деревцу, поднял страшный лай. Он так рвался с привязи, так хотел пуститься вдогонку за бегущим ярким пятном, что полузадохся и охрип. Но вот и Дардаке вышел из оцепенения. Растопырив руки, будто не девочку хочет поймать, а курицу, делая огромные скачки и улыбаясь во весь рот, он мчался напрямик, ломая кусты, спотыкаясь о камни. Зейна легко увертывалась, проскальзывала у него под рукой. Он бежал босиком, а она даже не сбросила с себя сапожки на каблучках, и все же никак не удавалось ему не только поймать, но даже коснуться ее. Зейна обогнула холм и скрылась в зарослях тамариска. Потом он увидел, как она карабкается по крутизне в горный лес. И тут он испугался за нее и закричал:
— Зейна, Зейна, осторожно, там капкан!
Из-под ног ее катились камни, она ничего не слышала — лезла и лезла вверх, и до него донесся вопль:
— Дардаке! Ой, Дардаш, скорей, меня кто-то схватил…
Он увидел ее лежащей рядом с колючим можжевельником. Нога была подвернута, глаза смотрели испуганно.
— Дардаш, что это? — Она, оказывается, даже не поняла, что в ногу ей вцепился не зверь, а железный капкан.
— Лежи спокойно! — серьезно, как старший, приказал Дардаке. — Сейчас освобожу. Очень больно?
— Немножечко, совсем немного. Только я… я боюсь.
— Ах, немножечко! — Дардаке рассмеялся. Капкан, совсем маленький, поставленный отцом на хомяка или на лисицу, прихлопнул твердый задник сапожка. — Думала, не поймаю тебя. А в горах видишь, какие у чабана помощники. Попалась в мой капкан — не отпущу, сниму с тебя шкурку.
Это маленькое приключение поставило все на место. Вот они уже не парень и девушка, а просто школьные товарищи. Поняв, что ей ничего не грозит, Зейна вытянула ногу из сапожка, оставив его в капкане, отодвинулась от можжевельника и села на травяной холмик, прижавшись спиной к рябине.
— Твой капкан не меня поймал, а кусок жеребячьей кожи. Так что нечего хвастаться, великий охотник!
Дардаке осторожно, чтобы не расцарапать, высвободил сапожок из железных челюстей. Сапожок был новый, хорошо сшитый, платье на Зейне тоже было новым; в длинной косе блестела красивая шелковая лента. Только сейчас парнишка понял, как празднично и красиво одета его гостья. А он босой, в задранных до колен штанах, в расстегнутой рубахе…
— Возьми свой сапог, надень, — сказал он насупившись, — и пойдем вниз, нехорошо убегать от взрослых.
— Почему нехорошо? Разве тебе не интересно, какие новости я привезла?
Дардаке не отвечал.
— Значит, правда не интересно? — обиженным голосом повторила она и, торопливо надев сапожок, поднялась.
— Ладно, не сердись, — проговорил наконец Дардаке. — Если бы знал, что приедешь, надел бы чистую рубашку и сапоги и…
Зейна весело рассмеялась:
— …и побрился бы, да? Ты уже назвал себя чабаном; вижу, вижу, воображаешь себя взрослым. Не хочешь меня слушать, совсем зазнался.
И тут Зейна взялась хохотать. Громко, раскатисто — никогда он не слышал, чтобы она так хохотала. Да, за это время его одноклассница повзрослела.
— Ой, Зейна! — воскликнул он. — Ты так стала похожа на тетю Сайраш… Тетя, тетя Зейна!
— Великий охотник, Великий охотник!
…Минуту спустя они уже устроились рядком и болтали как ни в чем не бывало. Говорила больше Зейна. Дардаке только изредка удавалось вставить вопрос. Новости она привезла просто удивительные:
— Закир уже не председатель колхоза, на общем собрании его страшно критиковали. Не только мужчины — женщины тоже расхрабрились. На его место выбрали Садыка, и тот первым делом прогнал подхалима завхоза и пьяницу Мамбеткула. Теперь на молочнотоварной ферме распоряжается Алапай. Но ему скоро дадут отару овец — Садык-байке считает, что он справится. Я рада, что уйдет в горы этот Алапай — он такой грубый и чуть что лезет драться, уверен, что всех сильней. Но ему уже грозили, что скоро приедешь ты, и тогда…
— Куда я приеду? Думаешь, брошу отару?.. Ой, ты такое рассказываешь! Неужели Садык-байке, неужели Алапай, неужели…
Зейна хотела ему ответить, но вместо этого вскочила и стала озираться. Вдруг она захлопала в ладоши:
— Как тут у вас красиво! И чистый воздух… А в кыштаке уже пылища и жарища… Что это там? Что это краснеет? Тюльпаны? Целое поле тюльпанов? Пойдем наберем букет… А ведь нога все-таки побаливает. Если бы ты только знал, как во Фрунзе все обожают тюльпаны, даже очень большие начальники. Мой папка перед самой войной, на первомайской демонстрации, нес меня на плечах мимо правительственной трибуны, а я держала во-от такой букетище горных тюльпанов, и меня позвали наверх и хотели, чтобы подарила первому секретарю, но я не поняла и заплакала, я он мне отдал обратно все цветы и еще подарил плитку шоколада.