Сраженный вражеской пулей красноармеец, падая со скалы, успел крикнуть: «Товарищи! Стреляйте!» К упавшему бросилась группа басмачей. Раненый привстал, подался вперед и упал грудью на камни. И в тот же миг раздался взрыв — он подорвал на себе последние гранаты. Басмачи в паническом ужасе побежали вниз по склону, бросая оружие.
— Сдавайтесь! Будете разбегаться — всех перебьем! — еще раз крикнул Исман.
Огонь прекратился. Один за другим басмачи выходили из укрытий, поднимали руки.
— Сдаемся! Не стреляйте больше! Сдаемся! — крикнул курбаши.
— Кто хочет жить — не сходите с места! — ответил на это Исман.
— Четверым собрать оружие! Батальону оставаться на месте! — отдал Исман команду. Спрыгнув вниз, он смахнул со лба пот.
— Вы ни в чем неповинны, дехкане. Вас ввели в заблуждение. Кто сдал оружие — выходи сюда! — Исман не спеша свернул папиросу. Его спокойные действия лишний раз убеждали врага в несомненном превосходстве сил его отряда.
— Сколько вас всего? Кто курбаши? Эх, вы! С кем вздумали связываться, а!.. Кто вас этому учил? С огнем не шутят! — закончил он строго.
— Склоненною голову меч не сечет… Сдаюсь, чтобы спасти свою жизнь. Пощади. Я — курбаши. Нас осталось около трехсот человек, а было… больше пятисот… Разрешите пожевать табаку? — Курбаши тяжело дышал.
— Файзула, значит, вас обманул, — заметил Исман. — Что же, если есть у тебя табак — жуй сколько хочешь. Пулемет будет молчать, не бойся.
— Обманул… Обманул Файзула. Он сообщил, что вас не больше сорока человек, — с горечью признался курбаши, посматривая на алеющий закат.
9
Стояла осень 1927 года. Золотились поля Чуйской долины… Уборка урожая в разгаре. Бахчи полны арбузами и дынями. Издали казалось, что это лежат, отдыхают овцы. Воздух наполнен стрекотом кузнечиков. Стайки розовых скворцов проносятся над головой. Небо чистое, синее, только над горами клубятся кучевые облака. Белые, пушистые, они похожи на комья ваты…
Спокойны, величавы зеленые горы со снежными вершинами. Они чем-то напоминают женщину в белом элечеке. Среди этой живописной природы ехал всадник. Карий конь лениво перебирал ногами. Всадник то ли разомлел от летнего зноя, то ли был утомлен дальней дорогой — он дремал в седле, склонив голову на грудь.
Конь, опустив косматые уши, будто пересчитывал шаги всех своих четырех ног. Вдруг сзади послышался бойкий топот копыт. Карий конь встрепенулся, навострил уши, закусил удила и ускорил шаг.
Едва задремавший в седле старик подобрал поводья, как послышались голоса догнавших его путников.
— Салам алейкум! — приветствовали они.
— Алейкум салам! Далеко ли путь держите, дети мои? — повернув голову, обратился старик к поравнявшимся с ним трем верховым. По морщинистым щекам старика текли слезы.
— Старик, что с вами? — участливо спросил его один из путников — смуглый джигит с длинными усами. — Чем вы опечалены?
Старик по-детски простодушно улыбнулся и, не утирая слез, ответил:
— Эх, дети мои! Радость и печаль всегда делят наши слезы поровну между собой. Я плачу от радости… Много раз за свою жизнь проходил я по этой дороге, много я пролил на нее горьких слез. Мне кажется, что корни этих трав, что растут по сторонам, орошены моими слезами.
— Кто вы такой? И куда направляетесь, ата? — полюбопытствовал один из джигитов.
— Меня зовут Бектурган. В молодости же меня называли Бектурган-вор, Бектурган-батыр. Я еду в Пишпек, к своим сыновьям. Десять лет я их не видел, — ответил старик и почему-то осмотрел тороки с той и другой стороны седла.
— Мой первый сын в Джалал-Абаде. Он работает в исполкоме начальником. У него имеется красный орден. До этого он служил командиром. А орден ему вручил в Москве друг самого Ленина. Этот орден он носит на груди. Такой небольшой орден, красного цвета… Когда я увидел своего сына, то сразу и не узнал… К тому же он стал прихрамывать на одну ногу. Говорит, два раза был ранен в боях. Двух младших сыновей, как я уже вам сказал, не видал давно. Они в Пишпеке, в интернате. Самому меньшему тогда не было и года. А теперь, смотрите, какой стал. — Бектурган вынул из-за пазухи старую картонную обложку. Потом, накинув повод на луку, развернул тщательно завернутую фотографию и, указывая на нее пальцем, пояснил:
— Вот этот — мой старший сын. Это его орден. Это — средний, а это — самый младший. Смотрите! Оба они одинаково одеты. Как вспомнишь печальное прошлое да сравнишь его с новой жизнью, так невозможно удержать слезы, ребята. Теперь вот не знаю, как мне разыскать их?