Закончив чтение, Зейна с поклоном передала бумагу Дардаке. Она старалась держаться независимо, но, видно, напряжение было слишком велико, взглянуть на старших она не решалась.
Дардаке неожиданно ткнул себя в грудь большим пальцем и спросил:
— Это мне?
Все, даже Салима, рассмеялись. Получилось, что Дардаке не слушал.
— Ты все понял? — спросила Зейна.
— Я понял, что меня опять хотят сделать учеником. Я… я… — Он ужасно растерялся.
И тут поднялась Салима.
— Зачем ему это? Зачем бедного мучить? — проговорила она своим резким голосом.
Тем временем Зейна вынула из портфеля пять или шесть книг: история, химия, алгебра… Дардаке дрожащими руками потянулся к ним, но тут же и отодвинулся.
— У меня они есть. — сказал он. — Почти все.
— Из века в век, — продолжала Салима, — чабанами становились без всякого образования. Сейчас у нас в колхозе есть два чабана из учеников, окончивших школу. Разве они лучшие чабаны? Нет, они только зря теряли время.
Дедушка Буйлаш, сухой, легкий, смотрел голубенькими глазками и кивал головой. Похоже было, что он во всем согласен с хозяйкой дома.
И вот тут-то Сарбай и воскликнул:
— Эх-хе-хе, мы из племени униженных, судьба никогда не будет к нам благосклонна!..
Что он этим хотел сказать? Дардаке смотрел на него во все глаза, Салима-апа застыла с разинутым ртом. Вдруг Зейна спросила:
— Дардаш, разве ты хочешь стать чабаном?
Дардаке молчал.
— Ну! — Салима-апа властно посмотрела на сына. — Говори же! Скажи этой д е л е г а т к е, что новый председатель колхоза Садык-байке назвал тебя прирожденным чабаном и что старый председатель тебя тоже хвалил.
Дардаке молчал.
Ему очень хотелось выбежать из юрты куда-нибудь в горы, подумать. Он не мог сразу охватить и понять все, что произошло. Для него было неожиданным и доверие педсовета, и обещание одноклассников подготовить его к экзаменам. Чувство благодарности переполняло его. Ему захотелось увидеть школу, поскорее встретиться с товарищами. Учебники, лежащие на дасторконе, тянули к себе, как магнит.
— Эх-хе-хе! — опять вздохнул Сарбай.
Но Салима не дала ему говорить.
— Хозяин ты здесь или нет? Мужчина ты или нет? Сын твой не отвечает матери, молчит. Может, тебе ответит?.. — Она бросила быстрый взгляд на Зейну и повернулась с поклоном к дедушке Буйлашу: — Дорогой аксакал, не кажется ли вам, что судьбу юноши не приличествует обсуждать в присутствии девушки?
Буйлаш в знак согласия закивал головой. Он не хотел выражать свое мнение словами. Он проводил сюда внучку и знал, зачем она едет, но вмешиваться в семейное дело считал невозможным. Новые обычаи позволяют посылать девочку с казенным письмом по казенному делу. Раньше этого не было. Но раньше и таких девочек не было. Девочек, которые могут читать перед всеми и смело смотреть в глаза старшим.
Дардаке схватил за руку Зейну:
— Не уходи!
Но она легко освободилась, собрала учебники в портфель и вышла. Семейный совет продолжался без нее.
— Ой, байбиче, — сказал, как простонал, Сарбай. — Пусть мальчик, если он хочет, едет в школу. Разве говорил он тебе, что решил стать чабаном? Разве не помнишь, как смотрел на трактор и автомашины, как собирался после школы поступить на курсы при машинно-тракторной станции? Если провел одну зиму с нами, неужели судьба принудит его всю жизнь бродить по горам с глупыми животными? Вот смотри, умненькая Зейна, внучка уважаемого аксакала, — она учительницей хочет стать…
Дедушка Буйлаш быстро закивал головой.
— Трактористом не буду, — сказал вдруг Дардаке и уткнулся в землю взглядом. — И учителем тоже не хочу.
— Вот видишь, видишь! — закричала Салима. — А кем будешь? Кем хочешь быть, золотой мой, работящий.
Дардаке изо всех сил старался вспомнить слово, сказанное ему Зейной, когда они были на горе. Она тогда сказала, что хочет работать с детьми и видит в этом свое… Что свое? Стремление? Желание?
— Опять молчишь?! — сердито проговорила Салима.
— Пустите, если можно, в школу, — басом сказал он. — А потом когда кончу, вернусь к вам.