— Это вы помогали спасать вагоны? — невольно перебил я рассказ Захарина.
Чолпонбай опять покраснел.
— Все там были… Другие тоже…
— Он немножко недоволен, — продолжал Захарин. — Говорит, что сызмальства на коне ездил, а попал вот в пехоту. Джигитом был, первые призы брал в районе.
Казакевич усмехнулся.
— Хорошо, что крепко держится в седле. И на земле будет твердо стоять. А сейчас больше пехота нужна.
Беседа затянулась. Мы рассказали новичкам о боевом пути полка, ответили на их вопросы. Когда мы уже прощались, собираясь уходить, Захарин обратился ко мне:
— У меня одна просьбица есть, товарищ комиссар. Если можно, уважьте.
— Говори.
— Этого парня со мной бы в одну роту, Чолпона. — И, спохватившись, добавил: — Извините, что не по фамилии. Уж больно трудная, никак не выговоришь.
— Совсем не трудная, — вмешался парень, — обыкновенная, простая — Тулебердиев.
— Ну вот, сами слышите, товарищ комиссар.
— Ну что ж, Захарин, пожалуй, можно вас вместе оставить. Командир, думаю, не будет возражать.
Полк занимал оборону по западным окраинам сел Суходол, Егаревка, Дубровка. На одном участке наши окопы и дзоты небольшим клином врезались в оборону противника. Немцы не раз пытались срезать его и выровнять линию фронта, но безуспешно. Особенно беспокоила их высотка севернее Суходола, которую защищала рота лейтенанта Ефима Антокова, бывшего бакинского токаря. Почти каждый день бойцам этого подразделения приходилось отбивать атаки. Потери несли большие, и роту Антокова нужно было усиливать.
Поздним вечером Захарин и Тулебердиев вместе с двенадцатью другими бойцами прибыли в батальон старшего лейтенанта Даниеляна. Он направил их в роту Антокова. Лейтенант, выбрав минуту поспокойней, собрал всех на беседу. Оказалось, что большинство в бою еще не было. Антоков решил оставить новичков во втором эшелоне, а обстрелянных фронтовиков направить во взвод младшего лейтенанта Бориса Германа.
Хмурый Чолпонбай стоял в углу хаты и с тоской смотрел на друга. Захарину не хотелось в первый же день брать его с собой на передовую. «Пусть побудет в тылу роты денька два-три, попривыкнет, а там все пойдет своим чередом», — думал он. Но Чолпонбай не хотел разлучаться с другом, и Захарину пришлось рассказать лейтенанту о разговоре с командиром полка. Антоков согласился отпустить Чолпонбая в боевое охранение.
Тулебердиев быстро привык к обстановке. Вместе с Захариным через день ходил в боевое охранение. Когда противник открывал минометный огонь по высоте, друзья, как и все, укрывались в блиндажах. Только наблюдатели оставались наверху. Чолпонбаю даже показалось странным, что война идет так спокойно — сутки сидит в боевом охранении, а другие проводит в селе: отдыхает, изучает автомат, карабин, гранаты, слушает беседу политрука, читает газеты… Все почти так же, как и в запасном полку, где он провел несколько месяцев.
Я приметил, — Чолпонбай был несколько замкнутым, молчаливым, но исключительно любознательным солдатом. Уж если он чем-нибудь заинтересуется, то обязательно разузнает все до мелочей. И еще одна черта мне в нем нравилась. В разговоре он не боялся прямо, без обиняков высказывать свое мнение. Но, скромный, застенчивый по натуре, он редко вступал в споры, больше любил слушать.
В эти дни Чолпонбай ходил хмурый, словно был чем-то недоволен. Он даже не смеялся бесконечным шуткам Ивана Захарина.
И вот однажды, когда в роту пришел комсорг полка Сергей Чулимов, Чолпонбай спросил его.
— Товарищ политрук, тут всегда так тихо? Как курорт, почти как на Иссык-Куле.
— Ты что называешь курортом? — с недоумением спросил всегда энергичный и сообразительный Чулимов.
— А Иссык-Куль что такое? — поинтересовался смуглый боец с маленькими усиками, которого все звали Самсоном и редко по фамилии — Сафарян.
— Иссык-Куль — наше киргизское море, — оживился Чолпонбай. — Красивое! Я помню, учитель рассказывал: наш Иссык-Куль — самое большое горное озеро во всем мире. Он в горах, почти рядом с ледниками, а не замерзает. И родники целебные там есть — давно-давно туда приезжали лечиться из разных стран, даже из Китая. Потому там построили санатории. Правда, здорово? — Чолпонбай окинул светлым взглядом товарищей.
— Здорово! Вот отвоюемся и поедем к тебе на курорт, — мечтательно протянул Захарин. — И горы белоснежные, и озеро голубое, и воздух целительный. Что еще надо рыбаку и охотнику? Так и быть, Чолпон, стану я тянь-шаньцем. А, слушай, что означает Тянь-Шань? Это по-вашему, что ли?