— Зоечка, — в радостном порыве воскликнул Исман, пригибая к земле ветку, усыпанную плодами, — как хорошо жить без войны! Помнишь, что ты мне рассказывала, когда я раненый лежал в лазарете?
— Помню!
— А что?
— Ты разве забыл?
— Нет, не забыл. Я хочу, чтобы ты рассказала еще раз.
— Те дни я крепко храню в своем сердце. Они, как тавро на камне, не забудутся всю жизнь.
— Ну, расскажи же?
— О чем рассказывать… То, о чем я мечтала тогда, уже осуществилось. Как у этой яблони, и у нас есть плод… наш милый ребенок. Но человек никогда не довольствуется достигнутым счастьем. Ему надо больше… Ты впервые видишь меня хмурой и поэтому удивлен? Но я беспокоюсь не за себя.
— Что случилось? — Исман почувствовал тревогу в словах жены. Зоя молча подала конверт. Исман торопливо вынул исписанный лист и начал читать:
«…Байке! Наш Табылды куда-то исчез… Я теперь только и занят тем, что плачу о нем. Тот, кто их сопровождал, уже уехал обратно. Что случилось с Табылды, не знают даже его друзья…»
Исман задумался: «Так вот отчего расстроилась Зоя!.. Это тревожное письмо…» Тяжелое чувство легло на сердце Исмана, но он постарался скрыть его.
— Ну что особенного могло с ним приключиться?.. Надо запросить телеграммой, — сказал он как можно спокойнее, направляясь к себе в комнату. Зоя взяла дочку на руки и пошла следом. Перед ее глазами встали печальные события из ее прошлой жизни. Она вспомнила, как в 1918 году пропали два ее младших брата. Как она целыми днями разыскивала их и все безуспешно. Вспомнила о том, как приходила плакать на могилу матери…
— Бедная мама! Мало того, что рано овдовела — и сыновей лишилась… Вот и осталась я одна… — Но тут же, спохватившись, она горячо зашептала: — Нет! Я не одна. Со мной мой Исман. Мы испытали с ним все тяготы фронтовой жизни. А моя дочурка Джылдыз? А потом… — Ее лицо посветлело, мрачные воспоминания о прошлом рассеялись, перед ней как бы поднялся занавес, за которым открывалась большая, светлая, радостная жизнь.
Зоя подошла к Исману, обняла его за плечи, прижалась грудью к широкой спине:
— Дорогой ты мой! — Она нежно поцеловала мужа в лоб.
11
Девяносто раз поднимались гири стенных часов. За это время Исман получил от Омурбека пятнадцать писем. Во всех был один и тот же ответ: «Табылды не разыскан». Наконец, Исман решил поехать в Ташкент, чтобы самому навести справки. Он поместил объявления о розыске в газетах «Правда Востока», «Кизил Узбекистон». Но никаких сведений так и не получил.
От тоски по своему младшему брату Омурбек даже похудел. Если на голову обрушится беда, кого только она не согнет! Омурбек потерял всякую надежду на возвращение Табылды. Сообщив отцу печальную весть, Исман попрощался с Омурбеком и вернулся в Джалал-Абад.
Шли дни. Омурбек продолжал учебу на горном факультете Среднеазиатского университета. Учеба ему давалась. Отметки он получал хорошие. Студенты любили его за веселый нрав, чуткое отношение к товарищам. Он подружил с девушкой Гулай. Прошло немного времени, и их дружба, подобно сосульке, которая незаметно вырастает из мелких капель, превратилась в любовь.
Гулай была гораздо смелее и решительнее Омурбека. Но раскрыть перед ним все, что таилось у нее на сердце, она все же не решалась. Омурбек же полагал, что тайны его сердца Гулай может прочесть по его глазам. При встрече друг с другом их словно пронизывало электрическим током, бросало в жар, и они тотчас стыдливо опускали глаза. Если же случалось, что они день — два не видели друг друга, то оба не находили себе места. Ими овладевало такое чувство, будто они потеряли что-то самое дорогое, самое близкое. И тогда каждый решал про себя: «При первой же встрече я скажу вот так. А в ответ услышу вот что». Они готовились выложить друг перед другом все, что накопилось на сердце. Но стоило им встретиться, как оба забывали о том, что собирались сказать, будто чья-то неведомая рука тут же похищала приготовленные слова. Они принимались говорить о чем-нибудь отвлеченном, и могли говорить без конца, с упоением слушая друг друга.
Иногда Гулай прикидывалась обиженной на Омурбека. Но достаточно было ему приветливо, ласково улыбнуться, как нахмуренное лицо Гулай вновь сияло подобно солнцу в летний день.
— Даже самый твердый камень, даже железо Омурбек способен расплавить своей ласковой улыбкой и пламенной речью, — думала Гулай.
— Какое бы тяжелое горе, какая бы глубокая печаль ни терзали душу, взгляд ее глаз, словно магнит, способен вытянуть из души занозу печали, — думал Омурбек.