Привыкшие к философствованиям Захарина, солдаты только посмеивались, глядя на недоумевающего Чолпонбая.
Командир роты крепко пожал руки бойцам.
— Не роняйте чести нашей роты.
Еще несколько минут, и кони помчались вдоль дороги.
…Чуть свет конники отправились в разведку. Только выехали из села, как тотчас разлилась протяжная песня: «Сотня юных бойцов из буденновских войск на разведку в поля поскакала…» Они ехали по холмогорью, протянувшемуся длинной цепью вдоль правого берега Дона до самого Коротояка. Чем ближе подъезжали они к реке, тем отчетливее вырисовывалась картина горящего и будто тяжело стонущего города. Бой шел на юго-западной окраине Коротояка. Артиллеристы прямой наводкой вели огонь по наседавшим фашистским танкам.
Песня оборвалась.
— Сердце горит, — заговорил Чолпонбай, обращаясь к Сафаряну. — Смотреть не могу. Сколько невинных погибает…
— Далеко зашли гады, много бед принесли.
— Если не остановим, плохо будет. Куда дальше?
— Да, Чолпонбай, не остановим врага здесь, на Дону, он пойдет к вам, в Киргизию, в наш Нагорный Карабах, и всюду на его пути все будет гореть, как вот этот город.
…Два «мессершмитта» на бреющем полете пронеслись над конниками, пустив несколько очередей. Командир взвода приказал свернуть с дороги. Разведчики спешились и укрылись в кустарнике. Самолеты сделали еще один заход и, никого не обнаружив, дали на всякий случай очередь по кустарнику. К счастью, пули прошли мимо. Конники мелкими группками двинулись дальше. Сафарян и Тулебердиев поехали рядом. Самсон, продолжая разговор, задумчиво спросил:
— Вот мы говорим, что бьемся за Родину. А ты знаешь, Чолпонбай, что такое Родина?
— Конечно, знаю.
— Тогда объясни.
— Мне трудно по-русски. Слов не хватает.
— Говори по-киргизски или по-армянски.
— По-киргизски ты не поймешь, по-армянски я не умею. Лучше по-русски…
— Валяй по-русски.
— Ну, как тебе объяснить… Родина — вся земля, от самого востока до самого запада.
— Да, конечно, потом скажешь: от самого севера до самого юга, — вставил Самсон.
— Дай сказать, зачем мешаешь?
— Ну ладно, говори, не сердись.
— Вот я тебе повторяю — от востока до запада и от севера до юга.
— Это правда. Но разве только в земле дело?
— И люди на земле, и все, что на ней — тоже Родина. Я мало видел, первый раз на войну далеко поехал, а везде хорошо и красиво, как у нас в Киргизии. Ты знаешь, Самсон, какая наша Киргизия! На гору взберешься, — край земли увидишь, лететь, как орлу, хочется… А речка — такая быстрая! Глядишь — голова кружится…
— Да, сейчас бы туда, в горы, — вздохнул Самсон. — Тишина там…
— Когда тихо, а когда праздник — шум, разговоры, песни. Такой у нас народ веселый. А старики рассказывали — раньше плохо было. Люди были темные, ничего не знали, от баев все терпели. Я от стариков слышал — не знали мы счастья. Пришло к нам счастье с революцией, из далекого города, вокруг которого сейчас фашисты.
— Ленинграда?
— Да, Ленинграда. Я не был в этом городе, но знаю, что он большой. Ленин там совершил революцию. А когда маленьким был, я думал, что он тянется до самого Тянь-Шаня. Я сказал своей девушке, Гульнар ее зовут, что, как поженимся, обязательно поедем туда…
Чолпонбай умолк. Молчал и Самсон. Слушая друга, он унесся мыслью в родные края, вспомнил Гадрутское ущелье в Нагорном Карабахе — эту гигантскую ладонь, опоясанную с трех сторон высокими горами. На склоне одной из гор лежит родное село Самсона — Кемракуч. В селе теперь нет дома, откуда кто-нибудь не ушел бы на фронт. Самсон вспомнил жену Вартуш, милых детишек Риту, Риго, двухлетнюю Арину. Как они теперь живут, что с ними сейчас?
— Не знаю, Самсон, — нарушил молчание Чолпонбай, — правильно я тебе говорю, понятно или нет, только каждый знает, что такое Родина. Если даже объяснить не сумеет, все равно сердцем знает. Родина — вся наша земля, все, что мы любим… Понимаешь — скажут сейчас: умереть за нее нужно — умру…
— Из тебя настоящий политрук получится. Зря талант пропадает.
— Мы серьезно говорим, а ты смеешься, — насупился Тулебердиев.
— Милый мой, и наши шутки тоже кусочек нашей Родины. И то, что ты сумел замечательно объяснить мне, — это тоже часть нашей Родины. Беречь все это, отстоять от врага — вот, по-моему, что значит любить Родину. А любовь мертва без желания бороться за нее.
Конники подъезжали к Коротояку. Над городом среди моря огня и дыма взлетали черные фонтаны взрывов. Показывая на них, Самсон сказал:
— Смотри, Чолпонбай, вот как терзают нашу землю!..