Я не стал доказывать значение конного взвода для полка. Есть такие минуты, когда не следует гасить искреннего порыва воина. А воля к наступлению все сильнее охватывала полк в те трудные для нас дни.
— Ну что ж, — согласился я, — если очень хотите, то пошлем вас поближе к фрицам.
…Генерала Фирсова мы встретили на западной окраине Давыдовки. Он сказал нам примерно то же, что и командующий, а затем указал рубежи обороны полка. Я написал Казакевичу небольшую записочку и отправил ее с Тулебердиевым и Сафаряном, а мы с генералом отправились в артиллерийский полк, который должен был поддерживать нас.
…Во второй половине дня девятнадцатого июля наш полк сосредоточился в населенных пунктах северо-восточнее Давыдовки. До места назначения оставалось еще около десяти километров. Но дальнейшее продвижение днем было нежелательно. Чем ближе мы подходили к линии фронта, тем чаще появлялись над нами немецкие самолеты-разведчики. На марше одно наше подразделение, правда, совершенно случайно, попало под бомбежку. Жертв, однако, почти не было. Чтобы не подвергаться риску нового налета и скрыть от противника наше передвижение, мы решили двигаться ночью.
Полк сосредоточился в заданном районе на третий день поздно вечером. Следуя указанию генерала Фирсова, мы расположились по левой стороне лесного грейдера, который шел из Давыдовки к Дону. У самого леса дорога сначала взбиралась вверх, на заметную в этой округе высоту, а потом, перевалив ее, круто спускалась вниз к реке. По обе стороны дороги — от самой станции до начала леса — при тусклом лунном свете мы видели множество свежих воронок от разрывов бомб. На опушках и на небольших полянах стояло много артиллерийских и минометных батарей.
Мы расположились подальше от дороги и отлично замаскировались под густыми зарослями. Штаб полка разместился в полутора километрах от грейдера в небольших хуторских домиках, разбросанных вдоль маловодной речки Хворостань, которая местами исчезала в болотах, а потом, снова найдя свое русло, бесшумно ползла к Дону.
Полк получил боевую задачу занять оборону по Дону, на рубеже населенных пунктов Старая Хворостань — хутор Покровский — Машкино. Приказ гласил: выйти на заданный рубеж одним батальоном в ночь на двадцать первое июля, остальным подразделениям — в следующую ночь к двадцати четырем часам.
Время позволяло засветло провести командирскую рекогносцировку местности, уточнить задачу подразделений, поговорить с людьми, довести до каждого бойца приказ командования.
Летом сорок второго года в массовой политической работе большое распространение получили митинги. Они являлись той формой агитации, которая позволяла сразу охватить массу людей. Принятые на митингах резолюции носили характер клятвенного обязательства солдат и имели большую мобилизующую силу.
Посоветовавшись, мы с Казакевичем решили провести общеполковой митинг. Были, конечно, предусмотрены все меры предосторожности на случай налета авиации противника. В лесной чаще собрались бойцы и командиры из всех подразделений. Оставили на местах лишь наряды и тех, которые были заняты неотложными делами. Специальную трибуну для митинга не строили. Но место выбрали подходящее: узкую, террасой, полянку, окруженную густым орешником.
Впереди всех с ручным пулеметом на коленях сидел участник гражданской войны Алексей Кузьмич Зыкалин. Рядом — второй номер расчета — его двадцатипятилетний сын Александр. Тут же на травке устроились Сергей Чулимов, Ефим Антоков, Чолпонбай Тулебердиев, Самсон Сафарян, Али Гусейнов, Гайфулла Гилязетдинов, Иван Захарин, Петр Стрюков, Иван Кемкин…
Открывая митинг, я вновь напомнил об обстановке, сложившейся на фронтах. Это было главным вопросом, этим жили люди, этим определялось настроение всех. Шли первые тревожные дни исторической битвы на Волге. Тогда нам ставилась задача накрепко стоять здесь, южнее Воронежа. И я рассказал о новой боевой задаче полка, о долге каждого воина в эти суровые дни. Казакевич тоже подчеркнул ответственность задачи, поставленной перед полком, а затем прочитал письмо трудящихся Горького к воинам дивизии. Слова письма, в которых чувствовалась уверенность рабочего класса, всего советского тыла в нашей победе, глубоко запали в сердца воинов. Взволнованно говорили комбат Середа, бывалые воины Чулимов, Гусейнов, Стрюков, молодые бойцы Тулебердиев, Черновол, парторг транспортной роты Шаген Гаспарян…
Чолпонбай говорил минуты две.
— Гитлер хотел поссорить нас с русским народом. Не вышло и не выйдет. Война — это наша общая беда, она еще больше скрепила дружбу всех народов с русскими. В нашей роте бойцы разных национальностей. У нас так: один за всех, все за одного. От имени всей роты я заверяю командование, что мы готовы выполнить любую задачу…