Выбрать главу

Он говорил волнуясь, делая паузы, ища подходящие слова. Но когда Чолпонбай кончил говорить и, сопровождаемый аплодисментами, подсел к своим, Антоков похлопал его по плечу:

— Молодец! Хорошо, правильно сказал!

В сосредоточенном молчании слушали мы речи своих боевых товарищей.

— Гитлеровцы хотят нас заковать в кандалы. Нас, кому партия коммунистов дала свободу, новую жизнь, — заявил Алексей Кузьмич Зыкалин. — Рекою льется кровь на Советской земле. Сегодня фашистские изверги разоряют и истребляют украинцев, белорусов, эстонцев, латышей, литовцев… Завтра, если их допустить, они вонзят штык в сердце нашей Родины — Москву, ворвутся на солнечный Кавказ, проникнут в Среднюю Азию, растопчут цветущие поля Узбекистана, Киргизии, Туркмении. Нет, никогда не простит нам народ, если мы пропустим врага в глубь страны. Дальше отступать некуда. Умрем, но не отступим!

Чолпонбай и сидевшие рядом с ним боевые друзья пристально смотрели на Зыкалина. Старый русский солдат взял в обе руки свой пулемет, повернувшись лицом к товарищам, встал на колени, поцеловал оружие и густым дрожащим басом продолжал прерванную речь:

— Клянусь тебе, партия, клянусь, Родина! Не посрамим земли русской, кровью своей отстоим ее!

— Клянемся! — громыхнули сотни голосов…

— Клянемся! — далеко отозвалось эхо…

Клятвой верности прозвучала резолюция митинга. Ее зачитал агитатор полка Правильщиков. Она заканчивалась вещими ленинскими словами:

«Никогда не победят того народа, в котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали, почувствовали и увидели, что они отстаивают свою, Советскую власть — власть трудящихся, что отстаивают то дело, победа которого им и их детям обеспечит возможность пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями человеческого труда».

— Никогда! — хором отозвались воины. — Мы выстоим, победа будет за нами!

2

Оборону мы заняли на выгодных позициях. Основные силы расположились несколько поодаль от берега, а ближе к воде были выдвинуты боевые охранения со станковыми пулеметами. Пулеметчики держали под огнем всю поверхность реки на участке полка.

Вторую ночь после выхода к Дону я провел в первом батальоне. Утром, едва вернулся в штаб полка, расположенный в селе Машкино, как из-за угла вынырнул «виллис». Из машины вышли генерал Фирсов и двое незнакомых мне людей. Я бросил вопросительный взгляд на заместителя командующего.

— Докладывайте члену Военного Совета, — сказал генерал, показывая на корпусного комиссара.

Я доложил о состоянии полка, о занимаемых позициях. Корпусной комиссар приветливо поздоровался со мной и стал расспрашивать о делах и нуждах полка. Отвечая, я смотрел на его чем-то знакомое лицо. Приехавший с ним бригадный комиссар, склонившись под капотом машины, делал пометки в блокноте. Корпусной комиссар отдал несколько распоряжений, называя фамилии отдельных армейских начальников, которых я еще не знал — ведь мы всего несколько дней были в этой армии. И вдруг я вспомнил: «Мехлис! Лев Захарович Мехлис!» Вот почему так поразило меня это лицо! Значит, Мехлис, бывший начальник ГлавПУРККА, теперь — член Военного Совета нашей 6-й армии!

Меня одолевали разные вопросы, но я не мог, конечно, задать их — Устав не разрешал. Я только смотрел то на депутатский значок, прикрепленный чуть повыше левого кармана темно-зеленой гимнастерки, то на пушистые седые виски, то в строгие глаза. Мехлис держался спокойно, хотя в его словах и чувствовалась какая-то нервозность. Объяснялась она, очевидно, положением на фронте и нерасторопностью людей, ответственных за обеспечение полка, получившего столь важную боевую задачу.

Докладывая, я не стал жаловаться на снабженцев. Но на вопросы отвечал точно, не стараясь сгладить острые углы.

Выслушав меня и с минуту помолчав, Лев Захарович спросил:

— Газеты получаете?

— Второй день не доставляют, товарищ корпусной комиссар.

Мехлис сердито сдвинул брови:

— И вы считаете это нормальным? Как же можно в такое время людей оставлять без духовной пищи?

Я доложил, что сводку Совинформбюро мы принимаем по радио, размножаем на машинке и раздаем по подразделениям. А с газетами плохо.

— Кто был у вас из политотдела армии?

— Никто.

— А из политотдела дивизии?