— Плохо! — вырвалось у Тулебердиева, когда он увидел сигнал об отходе. — Ни одного живого фрица не взяли.
— Ничего, зато тут достаточно мертвых.
Разведчики стали отходить к берегу, где их ждали лодки.
В этой операции несколько человек было ранено. В схватке Стрюкову показалось, что кто-то горячим шомполом проколол ему мякоть левой ноги. Он тогда не обратил на это внимания, но теперь почувствовал, что нога начинает ныть. Более тяжелой оказалась рана Аллахвердяна. Пуля угодила чуть выше ступни. Он не мог даже двинуть ногой.
— Что с тобой, Вартан? — спросил Гусейнов, подбегая к Аллахвердяну.
— С ногой плохо, Али, будто отрезали ее.
— Держись за меня, — сказал Гусейнов, подставляя плечо.
К ним подбежал Чолпонбай.
— Давай я помогу. Давай, друг, на спину, так удобнее.
Не обращая внимания на свист пуль и разрывы мин, Чолпонбай вынес Вартана на берег и уложил его в лодку.
Разведчики вернулись без «языка», но с ценными для нас данными. Удалось точно установить, что у берега противник еще не построил оборонительных сооружений, местность не была заминирована. Видимо, на этом участке немцы намеревались форсировать реку.
Выслушав рапорт разведчиков, Казакевич похвалил их за удачную вылазку. У всех были веселые, оживленные лица. Только Чолпонбай хмурил густые брови, стоял в стороне.
— Что не весел, Тулебердиев? — спросил командир полка.
Чолпонбай исподлобья взглянул на Казакевича.
— Пленного не взяли.
— Пленный, конечно, не помешал бы. Но цель вылазки была другая. Главное, что прощупали передний край противника. Считаю, что вы хорошо выполнили эту задачу и принесли ценные сведения.
— Что же касается «языка», — добавил я, — то теперь Чолпонбаю известно, где его брать…
Рано утром мы с Казакевичем были на докладе у генерала Фирсова. Он остался доволен результатами разведки, но так же, как и Тулебердиев, пожалел, что не удалось взять пленного. Генерал сообщил, что наша дивизия выходит на передовую и полк снова вступает в подчинение своего командования.
На другой день в полк приехал Фирсов и заместитель командира нашей дивизии полковник Баксов.
— Военный совет доволен действиями полка, — снова похвалил нас генерал. — Сейчас перед вами ставится ответственная задача — форсировать Дон одним батальоном и во что бы то ни стало закрепиться на западном берегу. Какой батальон пойдет, решайте сами.
— Видимо, капитана Москвитина, — сказал Казакевич. — Во втором и третьем у нас много молодых бойцов, они еще не обстрелянные.
— Тогда вызовите Москвитина и Саенко, — распорядился Баксов. — Пусть поторопятся.
До их прихода полковник расспрашивал о делах полка.
— Марку горьковчан вы держите крепко, — похвалил Баксов. — Это радует командование дивизии.
Нашу беседу прервал приход командира и комиссара первого батальона. Мы тщательно разобрали боевое задание, потом пошли в первый батальон. Решили поговорить с коммунистами. К нашему приезду за большим кирпичным зданием бывшей церкви собралось человек тридцать. С коротким докладом выступил Казакевич. Потом говорили коммунисты. Выступления были короткие — всего по три-четыре минуты. Но сколько уверенности, решительности и воодушевления чувствовалось в словах каждого!
Затем было оглашено обращение командования полка к воинам первого батальона. В нем выражалась уверенность, что храбрые воины батальона с честью выполнят ответственную задачу и впишут новую славную страницу в боевую историю полка и всей Горьковской дивизии. Заканчивалось обращение словами:
«Смело и бесстрашно перешагнем через тихую и многоводную русскую реку и отвоюем кусочек советской земли на западном берегу Дона. Будет плацдарм, будет трамплин для наступательных боев, которых мы ждем с нетерпением. Коммунисты, комсомольцы, беспартийные большевики первого батальона — вперед! За Дон! Таков приказ партии, матери-Родины».
Получив текст обращения, коммунисты разошлись по ротам. Казакевич уехал к артиллеристам, а я пошел по окопам и блиндажам. Здесь уже оживленно обсуждали предстоящую операцию. Ее большая идея зажгла людей. Но в первой роте я обратил внимание на лезгина Джанавова, который был явно в пасмурном настроении. Он еще ничего не знал о готовящемся прыжке на ту сторону реки. На мой вопрос, чем он озабочен, боец ответил: