Через полчаса мы уже были на Меловой горе и стояли, обнажив головы, у тела Чолпонбая, бережно завернутого в плащпалатку. Чолпонбай лежал в том самом дзоте, амбразуру которого он закрыл своим телом.
Щемящее душу молчание нарушил Даниелян. Он протянул исписанный тетрадный листок и несколько вырезок из газет.
— Это мы нашли у Чолпонбая, — тихо произнес он.
— Хоронить будем завтра, после взятия Селявного, — сказал я, положив документы Тулебердиева в планшетку.
— Хоронить будем со всеми почестями, — добавил Казакевич. — Он совершил бессмертный подвиг.
Наши цепи залегли северо-западнее Меловой горы. Противник беспрерывно атаковал нас, его танки появлялись то на одном, то на другом участке. День шел к концу. Люди были голодные, усталые. Но даже раненые оставались в строю, не хотели уходить в тыл. Каждый понимал — надо удержать позиции.
Сначала мы было решили продолжить наступление на Селявное. Но потом от этого намерения пришлось отказаться. Надо было за ночь закрепиться на новом рубеже, эвакуировать раненых, пополнить подразделения людьми, доставить боеприпасы.
Густая тьма постепенно окутала все вокруг. Теперь можно было обойти роты, поговорить с людьми.
Лейтенанта Ефима Антокова я застал в наскоро вырытом окопе на склоне возвышенности юго-восточнее Селявного. Он очень горевал о Чолпонбае.
— Хороший был малый, — сказал он мне усталым, словно мятым голосом. — Примером служил…
— Тулебердиева будем представлять к званию Героя. Правильно будет зачислить его навечно в список роты. Комсомольский билет он еще не успел получить… Выпишем и пошлем в музей…
— А вы взгляните на партийный билет командира роты, — вставил комиссар третьего батальона политрук Кобелев. — Покажи, Ефим.
Антоков, смутившись, достал из кармана корпус покалеченных карманных часов и пробитый партийный билет.
— Скользнула пуля… Будто вторично родился… Теперь дважды в год придется справлять день рождения.
…На Меловую гору мы вернулись за полночь. Отдыхать пришлось мало. По всему чувствовалось, что противник готовится дать серьезный бой. Наблюдатели засекли большое движение войск в направлении излучины Дона. Значит, утром немцы непременно пойдут в наступление. Надо опередить их, не выпустить инициативы из своих рук. Генерал Фирсов подбодрил нас, сказав, что он собрал на этом узком, участке чуть ли не всю артиллерию армии.
— Держитесь крепко, большая сила стоит за вашей спиной, — говорил он. — Понадобится, и авиация придет на помощь. Но плацдарм надо удержать, а для этого следует во что бы то ни стало овладеть Селявным.
Пока часть бойцов отдыхала, мы перебрасывали на западный берег продовольствие, боеприпасы, противотанковые орудия, эвакуировали раненых. Поближе к берегу подтянулись дивизионы наших славных катюш…
Бессмертие
Розовый диск солнца бросил первые слабые лучи на Меловую гору, где в дзоте лежало тело Чолпонбая. У входа в блиндаж лицом к утренней заре стоял часовой. Но не успело еще солнце подняться над горизонтом, как снова загремела, задрожала израненная придонская земля. Полк шел в наступление. Роты старшего лейтенанта Сахиба Расулова и лейтенанта Ефима Антокова первыми подошли к южной окраине Селявного. Противник открыл сильный огонь, бросил в контратаку до сорока танков. Пехотинцы вынуждены были залечь.
Казакевич приказал Москвитину усилить натиск на село Титчиха.
Шаг за шагом батальон шел к цели. Но вскоре там и сям раздавались взрывы — атакующие натолкнулись на сплошные минные поля. Передняя цепь бойцов залегла.
Артиллерия и катюши шквальным огнем заставили вражеские танки остановиться и затем попятиться. С бреющего полета наши ИЛы расстреливали фашистские танки, нападали на колонны противника, идущие из глубины обороны.
Воспользовавшись этим, капитан Середа поднял батальон в атаку, но противник пока держался крепко. Атака не удалась. Залег и первый батальон.
И Саенко, и Москвитин понимали серьезность положения. Им надо было во что бы то ни стало занять село Титчиху, чтобы немцы не могли бросить свои главные силы против Даниеляна и Середы. Ведь наши только зацепились за берег и еще не успели закрепиться. Ясно было, что немцы пойдут сейчас на все, чтобы очистить плацдарм и сбросить нас в Дон.
Потом уже мне рассказывали, как развивалось наступление первого батальона.
Комбат решил сам поднять людей.
— Время не терпит. Пошли, — спокойно сказал Москвитин комиссару Саенко, поднимаясь во весь рост.