Уничтожение дзота способствовало прорыву линии обороны противника, занятию нашими войсками двух населенных пунктов Урыв и Селявное. Так был занят плацдарм на западном берегу реки Дона, который удерживался до перехода Красной Армии в наступление в январе 1943 года. Красноармейцу Тулебердиеву Указом Президиума Верховного Совета СССР посмертно присвоено звание Героя Советского Союза…»
…Поезд Баку — Воронеж еще раз пересек Дон и, оставив позади город Лиски, приближался к станции Давыдовка. Я не спал. Не сиделось и не лежалось. За окном мелькали луга, холмы, рощи… И хотя в утреннем тумане все сливалось в сплошное безбрежное поле, память моя все отчетливее восстанавливала знакомые приметы этой многострадальной земли, которую много лет назад я исходил вдоль и поперек.
Считанные километры оставались до Давыдовки. Открыв наполовину окно, я стал искать глазами небольшую возвышенность, на склоне которой в сорок втором был наблюдательный пункт командующего шестой армии генерала Харитонова.
…Заскрежетали вагонные буфера. Станция Давыдовка! Забрав свой небольшой чемоданчик и фотоаппарат, я быстро выскочил на перрон. Состав медленно покатил дальше, а я направился на главную улицу села. В райкоме партии никого не было, кроме сторожа. Оглядев меня с ног до головы и прищурив заспанные глаза, он с удивлением спросил:
— Не из обкома?
— Нет.
— Откуда же в такую рань?
— Из Баку, — ответил я и присел на краешек скамейки, рядом со стариком.
— Из Баку? — еще больше удивился тот. — И куда путь держите?
— На тот берег, в Селявное.
— Стало быть, в колхоз «Тихий Дон». А там чего, у вас родные есть или знакомые? — любопытствовал вахтер, обрадовавшись, что нашел собеседника и можно после долгих часов ночного молчания отвести душу. — Бывали раньше в Селявном?
— Да, но давно, во время войны.
Старик задумался и, помолчав намного, сказал:
— Да, много тут народу головы сложило. Возле Селявного памятник увидишь. Говорит, храбрый был малый. На Меловой погиб. Там его и похоронили.
— Да, на Меловой, — тихо повторил я.
Заметив мое волнение, вахтер сочувственно спросил:
— Наверно, близкий вам человек?
И я ответил одним коротким словом:
— Да!
— Да ведь, говорят, он — из Киргизии, а вы же с Кавказа?
Тогда я рассказал ему о тяжких и грозных днях, скрепивших кровью наше братство…
Вахтер молча поднялся и позвонил кому-то, называя его по имени и отчеству.
— Приехал комиссар… Какой? Да нашего героя. Он вот здесь… Вас дожидается.
Не прошло и пятнадцати минут, как в райком вошел высокий мужчина лет тридцати пяти.
— Вот и наш секретарь, — представил его старик.
Вскоре собрались и другие райкомовские работники. И в одном из них я узнал… пионера Лешу, в доме которого некоторое время стоял штаб нашего полка. Леша, бывало, каждый день приставал ко мне, чтобы его взяли в армию, потому что ему надо стать героем. Пока мы вспоминали бои на Дону, к райкому подали машину. По знакомой дороге мы помчались к Дону. Позади остался лес, когда-то служивший прекрасной позицией для наших реактивных минометов и артиллерийских батарей… А вот перед нами заблестели тихие, величавые воды Дона.
…Переправа на пароме заняла примерно полчаса. Но вот и Селявное. Его трудно было узнать. Сколько новых домов! В центре — памятник воинам, погибшим в боях за освобождение села. Многие имена хорошо мне знакомы. Обнажив голову, я молча простоял несколько минут у обелиска, а потом пошел к Меловой горе.
К ней от села тянется тропа… Нет, она не заросла травой. По ней часто ходят колхозники, школьники, пионеры, за счастье которых отдал свою жизнь Чолпонбай Тулебердиев. Они приносят на могилу живые цветы; старшие рассказывают детям о жизни героя. И пусть знают на родине Чолпонбая, что Меловая гора, где покоится мужественный сын Киргизии, стала священной для здешних жителей.
Я долго стоял у памятника погибшего героя… От села потянулись сюда люди. Меня окружила группа школьников. Подошли и учителя, колхозники. Я долго рассказывал о битвах на Дону, об освобождении их села, о подвиге Чолпонбая.
Едва я кончил, как один из ребят нетерпеливо спросил: