Экзаменатор распечатал конверт и два раза прочел текст. Напомнил, как надо писать — где поставить фамилию, какие поля и прочее. Сердце мое падало от страху куда-то в живот, все ниже и ниже.
Начался диктант. У Мыкты номер не прошел: лысый экзаменатор не зря, должно быть, потерял свои волосы. Он сразу заметил, что Мыкты списывает, и велел ему пересесть на прежнее место, рядом со мной.
Результат первого экзамена мы узнали на другой день.
Я прочел список тех, кто получил «хорошо» и «удовлетворительно». Моей фамилии там не было, а я так надеялся хоть на «тройку». Напрасная надежда, моя фамилия стояла в другом списке… Двойка… И тут мы с Мыкты оказались рядышком.
Мыкты был вне себя.
— Эх, черт бы побрал этого лысого… Если бы не он, я бы на «четверку» написал. Тот очкастый «четверку» получил, видишь? — он стиснул зубы и сжал кулаки. Глаза у него сверкали.
Я вздохнул.
— Ну что, будем сдавать другие экзамены? Если сдадим хорошо, может, обойдется, а? Все-таки издалека приехали…
Мыкты немного отошел.
— Верно! Они должны с этим считаться, у нас есть справки, что мы работали в колхозе.
Озябшему кажется, что и от звезд тепло идет. Я вспомнил, о чем мне говорил Мыкты в тот вечер, когда мы были в ресторане.
— Мыкты, а где же то письмо? Помнишь, ты тогда говорил?
— Письмо? Я его отнес… — Он нахмурился. — Тот сказал, что это, мол, дело преподавателей.
По словам Мыкты, он отнес другу отца письмо вместе с бутылкой шампанского. Тот принял его хорошо, обо всем расспрашивал, но насчет экзаменов заявил, что ничем помочь не может. Преподаватели рассудят сами…
— Отец для него немало барашков в свое время зарезал, а он теперь делает вид, что ничего такого не было.
Мы пошли в учебную часть за экзаменационными листками. Но нам их не дали. «К дальнейшим экзаменам вы не допущены, забирайте документы».
И пошли мы, буйные головушки, сами не зная куда. Слонялись вокруг университета, будто клад зарыли где-нибудь у входа. Вместе с нами слонялись и другие двоечники, утешая нас своим видом — как-никак не одни мы провалились. Но на счастливчиков, получивших хорошие оценки, мы не могли смотреть без душевной горечи.
Нелегко расстаться с надеждой. Мы еще раз подходим к доске объявлений и перечитываем списки. Но там никакого чуда не произошло, из числа двоечников нас никто не вычеркнул и не перенес наши фамилии в счастливый список.
Мы понуро побрели в общежитие. В нашей комнате никого не было. Даже наш «шляпа», который сидел целыми днями, как клещ, присосавшись к книжке, и тот ушел гулять. Его труды, видимо, не пропали даром.
На столе валялись рассыпанные боорсоки и тщательно обрезанные арбузные корки. Туча мух роскошно пировала на объедках.
— Вот бараны, даже не убрали за собой! — буркнул Мыкты.
Мы сидели и молчали, повесив носы. Наверху, на балконе, играла гармонь, там шумно разговаривали, смеялись. Эх, если бы кто-нибудь из них сейчас пришел и сказал мне хоть слово, хоть одно обидное слово, я просто отлупил бы его!..
Мы все-таки решили пойти к ректору. Секретарша встретила нас не очень приветливо, — должно быть, изрядно надоели ей такие, как мы.
— Я вам говорю: сего-дня прие-ма нет! Что вы лезете?
Но нас это не остановило. Обреченный на смерть бык топора не боится. Мы без спросу ворвались в кабинет ректора.
Ректор оказался спокойным, вежливым человеком. Он удивленно посмотрел на нас большими, внимательными глазами.
— Что случилось, ребята?
Наш пыл остыл мгновенно. Нам стало страшно, но ректор смотрел на нас по-прежнему спокойно, хоть и строго.
— Агай, — начал было я, но тут же испугался собственного голоса и, опустив голову, принялся так внимательно разглядывать свои ботинки, будто никогда их не видел. Говорить, не глядя на ректора, было легче, и я продолжал, правда, очень бестолково: — Мы… специально приехали издалека… агай…
Тут в бой ринулся осмелевший Мыкты:
— Агай, мы не щадя сил, трудились в колхозе. У нас есть справки… Мы хотели на юридический…
— Ну и что же произошло?
Этот простой вопрос камнем упал на наши головы. Мы молчали, как рыбы. Но понятливый человек сам догадался, в чем дело.
— Провалились?
— Агай… — жалобно пробормотал Мыкты.
Непроницаемое лицо ректора не дрогнуло. Вот удивительный человек! Кажется, рухни сейчас у него на глазах гора, он не утратит спокойствия. Некоторое время он молча смотрел на нас, словно решая, что с нами делать.
— Гм… понятно… Ну, вот что, джигиты. Сейчас очень много производственников идет к нам. Конкурс большой. Не все желающие могут поступить, требования у нас высокие. Тех, кто получил неудовлетворительные оценки по русскому языку, мы к дальнейшим экзаменам не допускаем. Вы поймите, ребята, невозможно сейчас учиться в вузе, не умея грамотно писать по-русски. Тем более, что на юридическом факультете занятия ведутся на русском языке. Ну хорошо, примем мы вас сейчас, вы все равно провалите первую сессию. И придется исключать вас за неуспеваемость. А это плохо не только для вас, но и для нас. Нам интересно принять наиболее подготовленных и работоспособных ребят.