— Не унывай, Чаке, — подбадривает Орто отца. — Дадим тебе работу. Раис сказал, что собирается назначить тебя водовозом. Разве плохо? Правильная поговорка: чем без дела ходить, лучше даром работать. Для тебя готова арба и пара коней что надо!
Отец усмехнулся.
— Ой-бой, что же ты раньше не сказал? Повелевай нами, господин, давай сегодня покушаем, а завтра посылай нас хоть в ад, пойдем, не откажемся:
— При чем тут «повелевай», Чангыл, брось ты это! — насупился Орко. — Что я, на смех тебе дался! Я дело говорю.
— Не повышай голоса, уважаемый бригадир, мы в делах тоже разбираемся, от вас не отстанем. С молодых лет честно служим партии и правительству. Ведите себя прилично, аксакал. Разве можно издеваться над человеком только за то, что его временно сняли с работы?
Орко вспыхнул, но тут ссору прекратил авторитетный голос Бердике:
— Довольно! Спорить не о чем, колхоз для всех колхоз. Каждый делает что может, никто от работы не отказывается.
— Вот это верно! — подхватывает отец, которому, видно, очень понравились слова Бердике: «каждый делает, что может».
Орко успокоился на другом.
— Конечно, никто не отказывается, — повторил он за аксакалом и затих.
Но беседа уже не клеилась. Все чувствовали себя связанно и отчужденно. Тем временем совсем стемнело. Гости собрались расходиться. Отец поспешил во двор помочь уважаемому Бердике сесть на коня. Я тоже поддержал председателя за локоть. Бердике тяжело опустился в седло, буланый хотел было тронуть, но отец придержал повод и отвел коня в сторону.
Я возился с Бурге, которого плохо слушались руки и ноги. Никак его не усадишь, сползает с седла, да и только. Валится мешком то на меня, то еще куда-то и все-таки пытается лихо покрикивать: «Хоп! хоп!» Тоже мне джигит-наездник! Вот сломает себе шею где-нибудь в канаве, ни одна собака его не пожалеет. При мысли, что мне приходится этому пьянчуге прислуживать, меня зло брало. Так и хотелось дать ему хорошенько по шее, чтобы протрезвился. Отца боюсь, а не то…
Наконец я его погрузил. Кое-как затолкал ноги в стремена, сунул поводья ему в руку и — «чу! чу!» на коня.
Отец все еще разговаривал с Бердике.
— Аксакал, — твердил он, — птица на крыльях взлетает, на хвост садится. Если вы не поддержите…
Бердике забормотал что-то, отец его перебил:
— Сын наш, аксакал, но честная служба его зависит от вас… Под вашим руководством он только и станет человеком. Правда, молод он, неопытен, но с вашей помощью привыкнет, обтешется.
— Да, вот… Чаке, секретарь мой действительно уходит. Ты сам слышал, он парень беспокойный…
— Слышали, слышали, аксакал. Асылбек не такой, он знает, как надо уважать начальство.
— Ладно, Чаке, раз ты так просишь. Кхм, да… Но… пока я ничего не могу сказать. Пусть сначала тот поганец уберется. Посмотрим. Думаю, твой справится, бойкий парень, по глазам видно.
Отец польщенно засмеялся.
— Да уж не хвалите негодника, аксакал! Вот если попадет в ваши руки, тогда станет человеком…
— Ну пока, Чаке!
— Счастливо, аксакал!
Наш серый щенок долго, отчаянно лаял вслед аксакалу. Отец гордо вошел в дом.
— Вот! Вот что значит хороший человек! Все понимает с полуслова.
Потом он сердито мотнул головой в сторону дома Орко.
— Стыдно мне было за этого ишака. Явился незваный и заладил: «Работа, работа!» Не спеши, дорогой, если я и буду работать в колхозе, то не иначе как на твоем месте. Воду вози, говорит. Тоже мне, сообразил, ишак! Только расстроил гостей.
4
Я часто хожу в библиотеку при нашем Доме культуры; Почти каждый день. Прихожу, встречаю таких же, как я, неприкаянных. Пока с каждым поговоришь, немало времени уйдет. Потом возьмешь книжку и делать нечего — надо возвращаться домой.
Отец после того знаменитого для, как у нас гостил Бердике, держится со мной ласково. Наш пегий теперь называется «конь Асыла»; отец ухаживает за ним, чистит, треплет по холке с таким видом, будто только этот конь и может довезти меня туда, где я, по мнению отца, «стану человеком».
Как-то раз подъехал к нашему дому Орко на своей куцей серой лошадке.
— Ассалом алейкум, Чаке, — вежливо поздоровался он с отцом. — Чаке, дело такое, завтра тебе надо выходить на работу, на строительство. Курятник строим. Как-никак поможешь.
Отец помрачнел, едва лишь Орко показался на горизонте. Услышав предложение бригадира, он застыл от возмущения, глаза у него стали круглыми, как у совы.