— В Шамалды-Сае, — говорил райкомовец, — река Нарын будет перегорожена плотиной, там построят огромную электростанцию. Когда она будет закончена, электроэнергию получит не только наша Киргизия, но и вся Средняя Азия. Работать нам будет легче, жить станем лучше, культурнее, интереснее. Короче говоря, ребята, эта ГЭС — наше счастье, наше будущее!
В зале зашумели. Кое-кто уже слышал о плотине раньше, но многие узнали о ней только здесь, на собрании. Наши местные ораторы один за другим потянулись выступать. По-моему, лучше всех говорил Кокил.
— Вы поглядите, — он повел рукой сначала в один темный угол, потом в другой. — Поглядите, темно, как в пещере, верно? А было бы электричество, мы могли бы сидеть и любоваться друг другом, сколько хочешь. Но главное, я вот о чем хотел сказать. Есть такая поговорка: «Невкусен суп из мяса, купленного по дешевке», то есть грош цена тому, что досталось без труда. Если мы не примем участия а постройке плотины и электростанции, как же мы сможем потом без зазрения совести пользоваться ее энергией, считать ее своей?! На стройку приедут люди со всей страны, нам тоже надо послать туда своих ребят.
Вот этого самого Кокила и поносил на все лады счетовод Бурге. Кокил аккуратный такой, худощавый парень с умными глазами. Я в последнее время иногда встречал его в библиотеке и старался при этом на него не смотреть. Все казалось, что он вдруг спросит: «Ну что, ждешь, когда я тебе место освобожу?» Неприятный вопрос, да еще ежели его задаст такой парень. Кокил говорит немного, но веско, значительно. И держится всегда спокойно, я еще ни разу не видел, чтобы он суетился или спешил.
Глядя сегодня на него, я окончательно простился с надеждой стать секретарем сельсовета… Куда мне!
Кокил между тем продолжал:
— Ребята, кто захочет поехать на строительство, тем райком даст путевки. Что вы скажете на это?
— Ладно? — раздался чей-то голос из угла. — Не торопи, посоветуюсь с женой, завтра дам ответ.
Я думал: а я?.. Я не столяр, не плотник, не шофер. Да кому я нужен… Пусть этот райкомовец сам поедет…
Тут вскочил Кенебай и потребовал, чтобы его записали, но ретивого шофера остановили: мы с тобой, дескать, и колхозу необходимы. Кенебай не успокоился, принялся по своему обыкновению зубоскалить и расшевелил всех. Ехать на стройку записалось трое ребят из верхней бригады. Этим и кончилось собрание.
Стали показывать кино, но дело не ладилось. Рвалась лента, останавливался движок. Мы решили уйти домой. При таких темпах картину досмотришь к утру, не раньше. Да и публика у вас невыдержанная, чуть что, раздаются крики:
— Сапо-ожники!
— Давай живей!
От одного крика голова заболит, а тут еще топот, свист. Мы стали пробираться к выходу. Дильде и Сойко оглядывались на экран, ожидая новой вспышки света.
— Пошли, пошли? — заторопил жену Чотур. — Ничего тут не дождешься, дома я тебе сам без света кино покажу.
Но и ему, конечно, было досадно, что не удалось посмотреть картину. По дороге он тихонько сказал мне:
— Вот видишь, Асылбек… Эх, черт возьми, было бы у нас здесь электричество, как в Таш-Кумыре, мы бы эту картину посмотрели в свое удовольствие…
8
Дильде… Это коротенькое имя с недавнего времени для меня почему-то звучит, как песня. Мне становится так тепло, хорошо, и сердце сильнее бьется, когда я тихонько говорю: «Дильде»…
Вон там, на нижнем конце поля, убирают последнюю кукурузу на силос. Тарахтит силосорезка, слышны голоса, смех. Может быть, и Дильде там. Я всматриваюсь в пеструю толпу. Вот мелькнуло белое платье. Дильде? Нет, кажется, не она…
Недалеко от нашего дома работает еще одно молодежное звено — картошку копают. Дильде может быть и там. Я поднимаюсь на крышу нашего дома и смотрю на картофельное поле. Нет, отсюда никого не узнаешь.
В полдень я отправляюсь в ту сторону и медленно иду по дороге мимо работающих. Скорее всего, никто не обратил на меня внимания, но мне кажется, что все взгляды прикованы ко мне. Я опускаю голову и ускоряю шаги.
— Эй, братишка! — окликает меня женский голос. — Не проходи мимо, подойди к нам.
Я подхожу.
— Дайте ему картошки, пусть сварит на ужин! — насмешничает кто-то из парней.
Все хохочут, а я чувствую себя сиротой на обеде у богатых родственников. Но не бежать же мне отсюда. Стыдно. И я здороваюсь со всеми:
— Здравствуйте! Успеха в работе вам!