Как бы там ни было, но ни слова больше я из себя выдавить не мог до самого Чотурова дома. Тут мы остановились.
— Кажется, они дома, — заметила Дильде, по-видимому ожидая, что я вместе с ней войду в дом. Но я и думать не смел войти к Чотуру вместе с его сестрой. Еще подумают бог знает что!
— Дильдеш, мне пора домой, — пробормотал я и вздохнул.
Дильде молчала.
— Ну, идите… До свидания! — я протянул ей руку.
Растерявшаяся Дильде дотронулась кончиками пальцев до моей ладони, и я неожиданно для себя самого крепко сжал ее руку. Девушка почти вырвала ее и, резко повернувшись, ушла.
…Дома сидел отец, нацепив на нос очки, и внимательно разглядывал содержимое своей старой сумки. Очки отец надевал только в исключительных случаях — когда читал особенно важные бумаги или разговаривал с людьми, которые ему не нравились. Не знаю уж, что он видел через эти очки, зрение-то у него еще хорошее. Бывало, мать не может вдеть нитку в иголку, отец сразу: «Давай сюда, старуха!» Нацелится, раз — и готово, попадет ниткой в ушко. «Вот как надо! Хе, слабый конь быстро устает, слабый человек быстро стареет». Между прочим, очки он не купил, а подобрал на дороге кем-то потерянные и привез домой.
Лампу отец придвинул к самому своему носу. Мать сидела поодаль и месила тесто почти в полной темноте.
— Асыл, где ты был? — спросила мама. — Милый, да ты весь в пыли! Что случилось, сынок?
— Да вот пошел сегодня в поле, там картошку копают, я тоже поработал немного.
— А-а, — успокоенно протянула мать и снова принялась за свое дело.
Зато отец так и застыл с очередной бумажкой в руке и изумленно поглядел на меня поверх своих очков. «Как ты до этого дошел, сын мой? — говорил его взгляд. — И еще улыбается, будто мать на старости лет ему братишку родила!»
— Картошки-то хоть принес? — спросил он наконец. — Можно сварить, поедим.
— Нет, не принес.
Отец последнее время часто жалуется на судьбу. По его словам, она обманчивая, непостоянная, скупая на счастье… Если так, то почему же судьба оказалась такой щедрой к тебе, девушка по имена Дильде, почему она позаботилась о тебе, как отец, и была нежна с тобою, как мать, и наградила тебя красотою белого цветка, распустившегося в зеленых киргизских горах?..
9
С каждым днем холодает, солнце скупится на тепло. Перепадают дожди, а вершины гор побелели. Поутру и вечером не выйдешь на улицу без пиджака. Кукурузу уже убрали, поля голые, по ним свободно разгуливает ветер, и скотоводы спустились с джайлоо в долину, стада пасутся на ближних склонах, где еще есть трава.
Наша кукуруза так и не вызрела. Но мы ее убрали, как и все люди, надеясь использовать зелень.
Я сидел во дворе и чистил кукурузный початок, задумавшись о своих делах. Приехал с работы отец. Я принял у него коня, но он даже не взглянул на меня. Волоча по земле камчу, подошел к двери и позвал:
— Эй, Аимгюль!
Мать поспешно вышла и замерла в испуге на пороге. Что с отцом? Заболел он? Вроде нет, только глаза полузакрыты, как у больного. Губы стиснуты, на лбу две глубокие складки. Мать догадалась, что он вне себя, и не стала ни о чем спрашивать. Отец же в этот вечер так больше ни слова и не сказал. Я решил, что его опять сняли с работы.
Наутро отец разбудил меня так:
— Эй, манап, вставай!
Я вскочил, протер глаза, кое-как умылся и предстал, как говорится, пред его светлые очи. Лицо у отца как будто немного «разгладилось» по сравнению со вчерашним, но глаза были злые.
— Возьми бумагу и ручку, — негромко приказал он.
Я вытащил чемодан, достал новую тетрадь, вырвал листок, приготовил чернила. Отец, втянув голову в плечи, сощурив глаза, некоторое время что-то обдумывал. Ноздри у него шевелились. Наконец, приняв решение, он отдал новый приказ:
— Пиши! Первому министру Киргизстана…
Этот адрес мне знаком. Отец и раньше любил обращаться в высокие инстанции. Я, не задумываясь, написал: «Председателю Совета Министров Киргизской ССР…» Отец внимательно следил за тем, как движется перо по бумаге. Написав обращение, я вопросительно посмотрел на отца.
— Так, — сказал он. — Пиши! Значит…
Тут спокойствие изменило ему, и он заговорил быстро и бессвязно:
— Видал? Мы три месяца ждали, а теперь… Все это Кокил, все он, скандалист! Пиши! Очернил честного работника Ормонова Бердике, добился, что его сняли с работы. Дал взятку в райисполкоме и сам занял место товарища Ормонова Бердике. Карьерист, себялюбец. У самого есть феодальные пережитки. Каждый день бьет жену. Свою любовницу, развратную женщину по имени Шаир, устроил секретарем сельсовета. Пиши все это, слышишь?