Я сообразил теперь, в чем дело, и сидел молча. Я давно понял, что секретарем сельсовета мне не бывать. Да и кто стал бы увольнять Кокила, ведь он знает дело и работает хорошо.
Отец горестно покачал головой:
— Ну что молчишь? Ведь это он подставил тебе ножку. Жалеешь его, что ли?
— А Бурге как?
— Черт с ним, с твоим Бурге! О нем и говорить не стоит. Когда поток уносит верблюда, где уж козу искать! — Отец махнул рукой. — Давай пиши! Карьерист и неисправимый мерзавец. Не терпит деловых, знающих людей. Происхождение у него бай-манапское, его дед эксплуатировал целый аил. Сам он для Советской власти человек вредный, он может совершить антигосударственный переворот. Так и пиши, не бойся. Один экземпляр пошли прямо в Москву!
Мне на всю эту отцову чепуху наплевать, кто станет на нее обращать внимание? Я только от души радовался, что Бурге прогнали. Мало ему еще!
Я написал все, что говорил отец, только по порядку. Подписал «Мундузов Чангыл» и поставил точку. Отец схватил меня за руку:
— Эй! Ты что, хочешь зарезать своего отца? Вычеркни! Пусть ни одна живая душа не знает, кто написал заявление, а то этот негодяй меня живьем проглотит.
Я вычеркнул. Отец читал-перечитывал заявление, почесал в затылке.
— Напрасно я надеялся, что ты станешь настоящим человеком. Ты даже заявление толком не можешь написать, валяешь как попало. Здесь зачеркнуто, там подчеркнуто. Кто эту грязь станет читать? Перепиши чистенько!
В конце концов заявление было запечатано в конверт, марка наклеена, и отец успокоился. Он держал в руках письмо и улыбался так, будто в ближайшем будущем его ждали невесть какие блага.
10
— Эй, джигиты, здравствуйте! Успеха вам в работе!
Бригадир Орко пришпорил коня и догнал трактор. Увидел меня на прицепе, удивился. Чотур выключил мотор, спрыгнул на землю и подошел к бригадиру.
— Ну, биргат-аке, что скажете?
— Да ничего, здравствуйте, говорю. Как, закончите сегодня участок? А где Сойко?
— Сойко дома, — заулыбался Чотур. — Убраться, постирать надо. Потом поставите ее на другую какую хотите работу. Трактор не простаивает, мы тут с Асылбеком вдвоем. Сегодня обязательно закончим…
— Ладно, ладно, — не дал договорить Орко. — А ты как здесь очутился, Асыл?
— Да так, очень просто, — ответил я.
Орко немного подумал.
— Тебя послали на работу, что ли?
— Нет. Кому меня посылать? Орко-аке, а разве я не имею права работать?
Орко смерил меня взглядом. Слез с коня, бросил повод на головку плуга, будто готовился к долгому разговору.
— Так, — сказал он. — А выдержишь ли ты, сынок, вот в чем вопрос…
Чотур задрал голову куда-то в небо и захохотал.
— Ха-ха-ха! Вы, биргат-аке, рассуждаете, как ребенок. Еще как выдержит! Вчера ему, правда, было непривычно, но сегодня обошлось. Ничего, научим.
— Та-ак, — повторил Орко и сдвинул шапку с затылка на лоб. — Расскажу вам, джигиты, одну притчу. Жил когда-то на свете один байбача. Приходит он однажды к мудрецу и говорит: «Учитель, мой отец сходит с ума. Каждый день чуть ли не по три раза поднимает шум, скандал. Кричит, ругается, пугает своих внуков. Что мне делать, учитель?» Тогда мудрец спрашивает: «А кем был раньше твой отец, добрый джигит?» — «Отец был бием, учитель», — отвечает байбача. «Тогда, добрый джигит, — говорит мудрец, — поставь ты мельницу на берегу бурной реки. И пусть твой отец следит за работой этой мельницы. Обязательно исполни мой совет, добрый джигит, и приходи ко мне снова ровно через три месяца». Байбача сделал так, как велел мудрец. Три месяца спустя он пришел к мудрецу и радостно сообщил: «Учитель, мой отец исправился». Мудрец погладил свою длинную белую бороду и сказал: «Так и должно было быть, джигит. Твой отец был бием, он привык распоряжаться судьбами человеческими по своему произволу. Он состарился, сил не стало, дело из рук ушло, а привычка повелевать сохранилась. Вот он и дурачился. Теперь же у него есть занятие. Приезжают на мельницу люди, он распоряжается: «Ты завтра привози зерно! А твое сегодня смелем! А в твоей пшенице полно камней, очисти ее получше!» В домашние дела ему вмешиваться некогда. А ты, джигит, постарайся избежать участи своего отца. Заранее научись чокои шить. Будет тебе занятие к старости».