— Ты, уке, молодец! — помолчав, проговорил Орко. — Не обращай внимания на наши споры с твоим отцом. Нам умирать скоро. А ты уже не ребенок…
— Верно сказали, биргат-аке, — подхватил Чотур и уселся прямо на землю.
Я смотрел на них и старался улыбаться. Но, по правде сказать, мне было обидно за отца.
Орко заспешил уезжать. Я видел, как он выехал на дорогу. Навстречу ему шел кто-то пешком. Конь бригадира, поравнявшись со встречным, привычно остановился. Но, должно быть, у бригадира не было никакого дела к этому человеку. Он толкнул коня в бока ногами и еще подхлестнул камчой.
…Прошло три дня. Уставал я да полного изнеможения, на руках появились мозоли, я потел, надрывался и думал, что никогда не привыкну. Потом заметил, что по ночам сплю крепко и спокойно, ем много и с аппетитом. Мать уже не вздыхает и не причитает, сидя рядом со мной во время обеда: «Родной, золотой, ты совсем ничего не ешь, только читаешь…» Теперь она радуется: «Кушай на здоровье, сыночек». И сыночек кушает так, что за ушами трещит.
Интересно, что сказал бы отец, узнай он о моих занятиях? «Стыд и срам! Аимгюль, такая-сякая, погляди на этого дурака. Работает вместо жены Чотура, никакой чести нет у парня!» Но отец целиком поглощен своими заботами, ему не до меня. Он уезжает на рассвете и возвращается поздно вечером, а иногда и не ночует дома. После того, как должность секретаря для меня оказалась недостижимой, отец сделался очень мрачен и раздражителен, доброго слова от него не услышишь. Хотя он и раньше не очень-то часто говорил нам с матерью добрые слова.
И вот настал день, когда отец пожаловал к нам в поле. Прискакал на взмыленном коне и, нетерпеливо приподнявшись в седле, позвал:
— Асылбек! Поди сюда!
Чотур не остановил трактора. Разозленный отец направил было коня в нашу сторону, но пегашка боялся шума и пятился назад. Отец слез с седла, привязал коня к дереву и направился к нам. Чотур выключил мотор и кивнул мне с улыбкой: иди, мол.
Пока я слезал с прицепа, отец смотрел на меня так, словно хотел пронзить взглядом насквозь.
— Ты что здесь делаешь? — крикнул он. — Дружка нашел?
— Я работаю, — буркнул я и оглянулся. Чотур внимательно наблюдал за нами.
— Работаешь? Нашел, значит, работу! — у отца даже что-то заклокотало в горле. — А ну, приведи коня!
Я молча привел ему коня. Он легко, как молодой джигит, вскочил в седло и тут же вынул одну ногу из стремени.
— Садись позади меня!
Я замер.
— Куда поедем? — еле нашелся спросить.
Отец наклонился ко мне.
— Асылбек, я сегодня договорился… Поехали быстрей! Договорился с директором школы, он велел, чтобы ты пришел к нему. Там у них секретарь только что ушел. Зарплата небольшая, но пока хватит. Поехали, надо документы собрать. Давай скорей!
Я стоял и не знал, что делать, как вести себя. Ехать? Отказаться? Краем глаза я видел, что Чотур продолжает следить за мной.
— Отец, а что там делать надо?
— А что делать? Уж не жать, не молотить, ясное дело. Выполнять, что прикажут, ездить, куда пошлют. Будешь личным секретарем у директора.
Тут во мне как будто бомба разорвалась. Стало жарко, в ушах зашумело.
— Подхалимом, значит, буду у него?! — выкрикнул я, повернулся и зашагал к трактору. — Не поеду!
Не знаю, кого и что я в эту минуту ненавидел, на что злился. Я шел и повторял одно:
— Не поеду!.. Не поеду!..
Отец был ошеломлен. Он не верил собственным глазам и ушам, он не мог поверить, что его единственный сын вышел из повиновения. Опомнившись, он закричал:
— Постой, слышишь! Постой!
Но я не слушал и не хотел слушать. Быстро взобрался на прицеп. К горлу что-то подступало, и хотелось, как маленькому, зареветь от непонятной обиды. Чотур глянул на меня, улыбнулся и включил мотор. Шум трактора заглушил голос отца. Когда я оглянулся, отец спотыкаясь бежал по борозде. Потом остановился, прижав к груди руку, в которой была крепко стиснута камча.
Разве я когда-нибудь противоречил отцу, разве смел не послушать его? Ох как нехорошо мне было, просто ужасно! Перед глазами мелькала фигура отца. Как он бежал спотыкаясь… Вспоминая об этом, я вздрагивал. Чотур старался развеселить меня, шутил, но я не смеялся. Хотелось остаться одному. Когда кончили работать, я пошел к реке.
Вот она, наша шумная речка. Кто знает, сколько столетий бежит она по проложенному ею же самой пути. Ее воду пьют и люди, и растения, и животные, чистую воду, которая дает жизнь, уносит прочь все грязное и ненужное. Мне казалось, что стоит окунуть лицо в эту воду, выпить глоток, и я вздохну спокойнее, перестану чувствовать себя виноватым.