— А вы сами это видели?
— Я не видел, люди видели.
— Не знаю. Пускай тогда жалуются на него, кто видел. Или сама сноха Кульджи.
— Что ты болтаешь? Тебя не спрашивают, садись и пиши, что тебе говорят.
— Нет, не стану. Хватит!
Я вышел из комнаты и услышал, как отец кинул мне вдогонку свое вечное «думал, ты человеком станешь».
Я стоял во дворе и плакал, честное слово! «Станешь человеком, станешь человеком»… Каким человеком, вот в чем вопрос. Чего он от меня хочет?.. Куда толкает?..
11
Работы нам с Чотуром оставалось дня на три. Чотур торопился, ему хотелось поскорей закончить вспашку и отдохнуть деньков пять. Трактор тарахтел вовсю, дело шло быстро. Вдруг послышался чей-то крик.
— Э-эй!
Оглянувшись, я увидел на бугре Сойко. Она замахала мне рукой, показала на мужа. Должно быть, хочет что-то ему сказать. Чотур за рулем ничего не слышал и не обернулся, когда я его окликнул. Тогда я бросил в него комок земли. Чотур остановил трактор, подошел ко мне.
— Ты что, устал? Или размяться захотелось? Давай поборемся! — он потянул меня за руку. — Давай, давай, я тебя мигом скручу.
— Погоди, вон тебе боец, — я показал на Сойко. — Она тебе задаст.
Только теперь Чотур увидел жену и почему-то встревожился.
— Что-нибудь случилось, — сказал он. — Ты заглуши мотор и посиди, подожди меня. Я сейчас. Вот ей-богу, помеха некстати.
Чотур не возвращался долго. Я устал ждать, да и солнце припекало. Я даже задремал, но быстро очнулся, зевнул до слез.
— Чего они там любезничают? Вот пойду и приволоку его сюда!
Подошел к Чотурову дому и еще с улицы услышал громкий голос хозяина.
— К чертям этого негодяя! — крикнул Чотур.
В ответ ему что-то непонятное и жалобное говорила Сойко. Потом опять Чотур:
— Пришибу его, душа с него вон!
Я вошел. Чотур, весь красный, вырывался из рук едва удерживавшей его Сойко. В углу сидела мать Дильде в новом платье, в коричневой шерстяной шали и черном бархатном чапане. Не обратив на меня никакого внимания, Чотур продолжал шуметь:
— Сговорились!.. Сама согласилась!.. Вот я сейчас покажу этому жениху! Чтобы Дильде захотела выйти за этого болвана… Разнесу!
Перепуганная Сойко старалась его утихомирить:
— Перестань, прошу тебя… Вон человек пришел, постыдись. Зачем говорить такие страшные слова, пойди и спокойно разберись, в чем дело.
Чотур посмотрел на меня и шумно вздохнул:
— Очень хорошо, что ты пришел, сейчас мы с тобой отправимся на той. Спеши поздравить своего дорогого друга Мыкты.
Я чуть не упал. Прислонился к стене возле двери, дальше шагу не мог ступить. Чотур, видно, пришел в себя, сел и опустил голову.
Все застыли на своих местах. В комнате было тихо, как в пещере, только огонь в печке негромко потрескивал.
— Ты подумай только! — с новой силой негодования обратился ко мне Чотур. — Дильде… нашу Дильде проклятый Мыкты силой увез к себе в дом.
— Перестань, — робко вмешалась мать Дильде. — Никакого насилия не было… Молодые сговорились по любви…
Чотур зашипел на нее, как змея:
— А ты откуда знаешь? А? Откуда ты знаешь? Ты слышала, как они сговаривались?
— Дитя… — Старухе очень хотелось успокоить Чотура. — Они неплохие люди. Бердике — умный человек, все его уважают. Он обещал калым пятнадцать тысяч. И тебя не обойдут. Обещали для тебя корову…
Чотур завопил так, что у меня в ушах зазвенело.
— Убирайся! Пошла вон! Чтоб тебе помереть раньше времени, ведьма ты старая… Хочешь отдать дочку свою, нашу звездочку, этому негодяю. Ты думаешь, она там будет счастлива? Позарилась на богатство? «Обещали для тебя корову»… — передразнил он. — Погоди, я тебе покажу корову, эта проклятая корова сниться будет по ночам и тебе и твоему Бердике!
— Не злись, не ругай нашу джене, — еще раз попробовала вмешаться Сойко.
Старуха захлюпала, запричитала:
— Я для него хуже собаки… Уважал бы хоть память покойного брата…
Чотур, не ответив жене, выскочил во двор. Я за ним.
— Асылбек, — сказал Чотур, опустив голову, — поедем… Узнаем, правда ли, что Дильде сама согласилась.
…Был теплый осенний полдень, старухи грелись на солнышке, детвора высыпала на улицу. Донесся откуда-то издалека протяжный крик петуха. Высоко в прозрачном небе звенел жаворонок; воробьи суетились на дороге, а на вершине засохшего дерева важно уселась большая ворона. Я смотрел на все это и удивлялся: все спокойно, все, как всегда, будто ничего не случилось, ничего особенного не произошло.