— Бердике-аба.
Бердике обернулся, и улыбка исчезла с его лица. Он был поражен, возмущен, — нареченная его единственного сына Мыкты, только вчера вошедшая в дом, стояла перед ним, перед своим свекром, перед которым она должна была трепетать, почтительно склоняться. Стояла, выпрямившись, с непокрытой головой, стояла и смотрела ему прямо в глаза! Бердике задохнулся от гнева, метнул на дерзкую испепеляющий взгляд. Но Дильде не испугалась, не задрожала и не провалилась сквозь землю. Она твердо сказала:
— Бердике-аба! Я не хочу выходить за вашего сына. Отпустите меня по-хорошему. Иначе рано или поздно я доберусь до места, где меня выслушают, где за меня заступятся.
Ясно было, что сломить ее не удастся. Уже одно то, как она смело, вопреки обычаю, произнесла его имя, ножом резало сердце Бердике. Кто мог ожидать такого от девчонки, которая еще, по сути дела, не стала в доме своей, не провела с мужем ни одной ночи!
Свекровь всплеснула руками:
— Ах, боже мой! Да это чудовище, змея! Она принесет нам одни несчастья…
Кто-то из старух пытался задержать Дильде, но девушка легко отбросила цеплявшуюся за ее платье тощую руку и выбежала из дома. Ее слова и поведение поразили не одного только Бердике, но и всех свидетелей этой сцены.
Да и как не удивляться такой смелости и решительности? Что касается, например, меня, то я после этого стал еще больше восхищаться Дильде. И как смели все эти Бердике и Мыкты и им подобные дотрагиваться до нее своими грязными руками!
Натворил дел — умей за них отвечать. Мыкты посадили на пятнадцать суток. А Бердике я видел два раза в магазине. Он со всеми держался теперь ласково и даже подобострастно — не то, что в прежние времена!
Мне потом рассказывали, как разбирали дело Бердике на бюро райкома партии. Первый секретарь, который был новым человеком и Бердике не знал, вначале будто бы молчал. Бердике начал изворачиваться:
— Товарищи, я согласен отвечать за свои ошибки. Но почему я должен платиться за поступки моего сына? Сын, известно, за отца не ответчик, но и отца нельзя наказывать за то, что натворил сын. Парень допустил промах и получил за это что полагается. Арестован был, сидел! Если мало, накажите его еще…
— Это ваш родной сын? Вы в одном доме живете? — спросил первый секретарь.
— Да, мой родной сын, аксакал. Живем мы в одном доме, не разделились пока.
— Так. А почему же вы, как отец, не удержали сына от неправильного, незаконного поступка?
— Да как же, аксакал дорогой… Откуда мне это было знать, он ночью привел ее в дом.
— Неправда! — не утерпел начальник милиции. — Не привел ее ваш сын, а насильно притащил. А вы, вместо того чтобы остановить его, поддержали, помогали, отправились к матери девушки и предложили калым. И гостей на свадьбу приглашали.
Бердике нечего было возразить на это, он только глазами хлопал.
Все говорили о том, что надо его привлечь к ответственности, наказать и так далее, а он со страхом смотрел на блестящие погоны начальника милиции.
— Вот, товарищи, полюбуйтесь на Бердике Ормонова. Коммунист, в кармане партбилет, а сознание дедовское. К нечистоплотным поступкам таких людей нельзя относиться равнодушно, феодальные пережитки живучи и, как видите, уживаются иногда и с партбилетом, — сказал секретарь.
При слове «партбилет» Бердике очнулся.
— А?.. а?.. — заговорил он. — Вы спрашиваете билет?
Он принялся шарить по карманам, партбилета не нашел.
— Аксакал… он… дома остался.
Секретарь покачал головой:
— При себе нету, говорите?
Бердике беспомощно оглядывался.
Из партии его исключили…
Не говоря уже о других, даже моему отцу не по душе пришлось то, что сделали Мыкты и Бердике.
— Подумать, что за человек, с работы сняли, а он надумал свадьбу сына устраивать! — наставительно сказал он за обедом. — Пошел против закона! Мягко, мягко с ним обошлись в райкоме, таких надо прямо… вверх ногами вешать.
— Ой, — вступила в разговор мать, — зачем ты людям худого желаешь?