— Погоди, мастер! Глину ты замесил слишком жидко, соломы не прибавил. И смотри, верхняя часть стены толще нижней. Надо, чтобы она была ровной или кверху шла тоньше. А у тебя наоборот, мастер!
Вот в чем дело, оказывается! Досада моя прошла…
— Асылбек, пойдем к конюху, попросим у него несколько связок камыша, — предложил Чотур. — Если даст, мы эту дыру мигом залатаем.
Камыш мы достали. У себя в сарае Чотур нашел бревно для подпорки, и мы принялись за дело.
— Вам здесь делать нечего, сходите лучше притащите веток облепихи, — скомандовал Чотур моим родителям.
Работу мы закончили быстро. Снаружи камышовую заплату закрыли колючей облепихой, чтобы скот не растрепал камыш.
— Та-ак, не зря, выходит, я бродил по Чартаку и Намангану, — сказал Чотур, довольный успешным завершением нашего предприятия. — Дело-то, конечно, пустяковое.
Отца задели слова Чотура. Криво улыбнувшись, он сказал:
— Да… ты, оказывается, способный парень.
Но по лицу его было видно, что ему не хочется верить в это и неприятно это признавать.
Чотур вымыл измазанные глиной руки прямо в луже и принялся за наставления:
— Вы корову всегда теперь привязывайте. А то она камыш сжует. И коню не давайте чесаться о новую подпорку — чего доброго, обрушится весь сарай. Вообще его давно пора сломать и новый поставить.
Мать слушала его, как пророка. Она-то была искренне рада.
— Пусть твой сын вырастет молодцом! — пожелала она Чотуру и пригласила его к чаю.
За чаем Чотур рассказывал о своих приключениях в Намангане, шутил, смеялся. Мне, между прочим, было не до смеха. Я видел, что даже мой заносчивый отец разговаривает с Чотуром, как с равным, а уж мать только и старается ему угодить. Еще бы — этот нескладный длинноногий парень легко и просто сумел сделать то, над чем я два дня зря промучился. Неужели я никуда не гожусь, неужели я так и не смогу ничему дельному научиться?
16
— Мама, ты не видала две пары голенищ?
— Да здесь где-нибудь.
— Но где же! Я три раза все пересчитал, нету их!
— Может, ты их кому-нибудь отдал, припомни-ка! Пробую припомнить. Нет, на этой неделе я никому ничего не отдавал. Не хватает двух пар голенищ с головками.
— Ты у отца спроси, — посоветовала мать. — Он обещал, если начальство никуда не пошлет, к обеду вернуться.
Меня разбирали зло и досада, не хотелось никого видеть, все валилось из рук. Отец запаздывал — тоже как назло.
Да что, в конце концов, я хуже своих сверстников? Какая польза от меня в жизни, какой след оставлю я на земле? Мечты мои улетают далеко, а на деле я беспомощен — возились-возились вместе с отцом и не могли глиняную стену поправить. Говорят же: от яблони — яблоко, от алчи — алча. Неужели это правда, проверенная опытом столетий? Отец мой — в прошлом пастух, потом он стал активистом, но ничему толком не научился, остался пустоцветом. Значит, и я буду таким? Или стану настоящим человеком? Ведь вот Чотура направила жизнь по верному пути. Он не только сам многому научился, но и других кое-чему научить может…
Мама сидела и чинила одеяло, поглядывая изредка на меня. Она понимала, что со мной происходит что-то неладное, но не решалась расспрашивать. Наконец, не вытерпев, она подошла ко мне.
— Асыл, что с тобой? Поссорился с кем-нибудь? Может, заболел? — она приложила свою сухонькую теплую ладонь к моему лбу. — Голова у тебя горячая, ляг, полежи. Выпей горячего, вспотеешь. Ты побледнел, глаза совсем больные. Полежи сегодня, а в район завтра поедешь.
— Мама, я совершенно здоров!
— Радость моя… пусть твоя болезнь на меня перейдет.
«Эх, мама, мама! Не тело у меня болит, а душа. Рассказать бы сейчас тебе о моих мучительных сомнениях, может, даже поплакать, прижавшись к тебе, как в детстве… Нет, не стоит. Ты только огорчишься, а помочь мне не сумеешь. Я в тупике, и мне обязательно надо выйти из него на дорогу, пусть трудную, но свою…»
Отец явился наконец. Уселся пить чай.
— Асыл сегодня не поехал на работу, двух пар голенищ у него не хватает. Ты не видел? — спросила мать.
— А… — Отец со смаком прихлебнул чай. — Я их отнес сапожнику. У меня сапоги совсем истрепались, надо новые пошить. Да и тебе ичиги нужны. Там одна пара голенищ очень мягкой кожи, как раз для ичигов.
— Брось, какие там сапоги-ичиги, и так проходим! — мама была перепугана. — Разве можно так? У Асыла все на счету, с него спросят. Хочешь, чтобы он в растратчики попал?
Отец засмеялся.
— Ну, об этих несчастных двух парах голенищ найдет что сказать! Кто держит масло, тот и пальцы облизывает.