Прошло несколько дней. Я окреп, стал ходить в соседние аилы, сдружился с ребятами.
Однажды утром бабушка велела снохе налить мне в коночок айрану.
— Пойди, милок, попаси ягнят. Только не давай им бегать домой, — сказала она.
Тетя Айымджан помогла мне выгнать ягнят из загона. Я погнал их дальше, в горы. В руках у меня был длинный прут. Им я подстегивал отстающих, и они подпрыгивали, как ужаленные.
Отойдя от аила подальше, я загнал отару в балку, а сам остался на скате. Ягнята скрылись в кустарнике, успокоились, я скинул чокои, положил сушиться, затем подстелил под себя шубу, улегся. Вокруг почти никого не видно, только сын бая Сарыбая недалеко от меня забавлялся ручным соколом.
Возле высокой скалы он запустил сокола на сороку, а сам скрылся где-то внизу, только слышалось звяканье сбруи коня, покрытой чистым серебром. Пастух на далеком холме уверенно выводил песню.
Любуясь окружающим, я не заметил, как около сотни ягнят с шумом понеслись вниз по склону. Второпях я бросил все имущество и помчался за ними. Разогнавшиеся ягнята остановились лишь у самого загона. Я повернул с полдороги назад; тут увидел и остальных, которые неслись вслед за первыми. Я не стал их останавливать: «Теперь все!» — подумал я и пустил их своей дорогой.
На другой день я опять выгнал ягнят. Небо было безоблачным. Ко мне на гору поднялся какой-то мальчик, ростом выше меня, хорошо одетый, в вельветовых брюках. У него такой же коночок, как и у меня. Мы слили ягнят в одно стадо и пустили пастись по широкому склону, покрытому таволгой. Вскоре они скрылись в кустах, а мы принялись бросать с горы камни. Я дважды метнул дальше его.
— Ты кидай, не сходя с места, — зашумел он.
— Ты тоже не сходи!
Солнце начало припекать. Мы бросили игру и пошли пить айран. Мальчик опустился на колени, стал пить айран через трубку.
— Ты тоже пей так, так лучше, — посоветовал он.
— Нет, я буду пить просто, — ответил я и поднял коночок.
В эту минуту группа ягнят, отделившись от стада, побежала вниз.
— Заверни их, — приказал мальчик, продолжая стоять на коленях.
— Нет, я не побегу, ягнята твои! — ответил я.
Мальчик вскочил на ноги и, приблизившись, выпучил глаза:
— Что ты сказал, бродяга?
— Ты знай, что говоришь, я не бродяга, — ощетинился я.
— Ах ты, негодный раб, ты знаешь, у кого ты находишься? А чьих ягнят пасешь? Где твой род? — закричал он и схватил меня за воротник. Мы сцепились и упали, больно ударившись о камни. Поднялись, немного растерянные. Мальчик отошел в сторону, разыскал какого-то длинного червяка, поднес ко мне.
— Сейчас брошу тебе на шею.
Я приготовился к защите:
— Не подходи близко! — закричал я. И стал отмахиваться длинной хворостиной. Немного спустя мы помирились.
Время подошло к полудню. Я пригнал ягнят домой. Пока девушки и ребята привязывали их, появились и овцы.
Вокруг загона стоят пять юрт. Из каждой по одной, по две лениво вышли молодухи с посудой — доить овец.
— Ну, давай, живее подводи, — обратилась ко мне тетя Айымджан.
Я помог выдоить трех — четырех овец, потом с большим трудом приволок за шею двухгодовалую овцу, которая упиралась, как ишак, боящийся взойти на узкий мост. И надо же случиться несчастью: не успела доярка коснуться вымени овцы, как она рванулась и потащила меня за собой. На бегу овца острым копытом наступила мне на ногу, я вскрикнул: «Ой!» и присел. На ноге выступила кровь. Женщина, доившая вблизи, заохала:
— Раздавили бедняжке ногу!
Бабушка, строгим хозяйским глазом наблюдавшая за всем загоном, увидев меня, сказала:
— Сыну голодранца и скотина попадается под стать.
Она подошла поближе и, важно опираясь на свой сучковатый посох, оглядела меня:
— Несчастный, где ты изодрал шубу? — строго спросила она.
— Это порвал сын Сасбака, — ответил я, не поднимая глаз.
— На что тебе игры, несчастный! Кто же тебе ее починит?
— Я не играл. Он сам бросился на меня за то, что я ему не помог завернуть ягнят.
— Несчастный! Обездоленные все таковы!
Мне казалось, было бы легче, если бы она оставила меня голым, чем угощать такими обидными словами, проникающими до костей. Когда бабушка сердилась, то на каждые ее два слова третьим было — «несчастный». Но это слово чаще всего применялось ко мне. Сколько бы она ни гневалась на моего двоюродного брата — Курманбая, никогда не говорила ему «несчастный». Поэтому я решил: «Наверное, это слово придумали специально для бедных».