2
Темная зимняя ночь сменилась белесоватой зарей. На востоке засияла Чолпон. Звезда будто улыбалась в небе, прощаясь с землей. Вот она исчезла. Медленно всплыло солнце, закутанное в пурпур.
Земля ожила. Люди принялись за привычную работу. От сильного мороза нельзя было выйти на улицу. Ажар вместе с детьми Кузубека, Талыбом и Кубатом, лежали на соломе. Кузубек ранним утром, заткнув за пояс маленький топор, отправился на поиски дров и еще не возвращался. Батыма и жена Кузубека, Айнагуль, дрожа от холода, сидели возле детей.
Только к вечеру открылась кошма, заменяющая дверь. В жилище ворвалась струя холодного воздуха. Вошел Кузубек с небольшой охапкой хвороста за спиной. Он был весь в снегу, усы и борода покрылись ледяной корой.
— Это все, что ты принес? — спросила Айнагуль.
— Что мне было делать? Мой топор отвязали турпанцы. Этот хворост я собирал голыми руками.
— Апа, я замерзаю, — заплакала Ажар.
— Потерпи немножко, — ответила Батыма и окоченевшими руками плотнее закутала Ажар в старенькую кошму.
Все принялись разжигать хворост, принесенный Кузубеком, но ветер, крутя снежинки, врывался через отверстие в крыше и гасил огонь. Дым ел глаза. Наконец затеплился маленький огонек. Постепенно жилище стало согреваться. Снег, покрывавший пол и стены, оттаял. Но пищи не было. Все легли голодные.
Наутро Кузубек снова отправился за хворостом. Батыма и Айнагуль тоже вышли из жилища и стали обходить турпанцев, надеясь раздобыть у них пищу. Вечером они принесли домой немного чечевицы и маленький хлебец. Кузубек еще не возвращался. Все с нетерпением ждали его, надеясь что он принесет хворосту. Занятые разговором, они не заметили, как вошел Кузубек. Вид его был страшен. Он весь посинел.
— Что случилось?
— Принес хворосту?
— Пропади он совсем, — с трудом проговорил Кузубек. — Все покрыто снегом, нет ничего заметного для глаза, доступного для рук.
Младший сын Айнагуль, Кубат, плаксиво затянул:
— Апа…
— Айланайын, что тебе?
— Есть хочу!..
— И я хочу. Я озяб. Я голоден, — заплакал другой. Заплакала и Ажар.
Батыма, как только узнала, что Кузубек вернулся с пустыми руками, сейчас же куда-то ушла. Через, некоторое время она внесла вязанку камыша.
— Выпросила у хозяйки, обещала за это выстирать ей белье, — сказала она.
Половину камыша и хлеба оставили на завтра и принялись варить чечевицу. К вечеру маленький Кубат захворал. На следующий день ему стало совсем плохо. Айнагуль не знала, чем помочь сыну. Батыма, отрабатывая взятый камыш, целый день провела на холоде, полоща белье. Вечером слегла и она. Болезнь была тяжелой, Батыма не могла подняться с постели, всю ночь она бредила.
— Единственная… дочь моя… что с тобой будет? Подойди ко мне… Убит Аеткул… Ай! Где ты?.. Возьми Ажар, возьми… Озябла? Накормить тебя?.. — шептали ее посиневшие губы.
Ажар не отходила от матери. Сердце ее сжималось, предчувствуя беду.
— Апа, джаным, апа!.. Проснись… открой глаза, посмотри на меня. Скажи хоть одно слово.
Батыма открыла глаза, посмотрела на дочь. Она хотела что-то сказать, но язык не повиновался ей.
— Ажар! — с трудом произнесла она. Из ее груди вырвался последний вздох, и Батымы не стадо.
Батыму похоронили на краю кладбища.
Ажар осталась круглой сиротой. Теперь всякий мог распоряжаться ею, приказывать ей.
Наступил март. Люди и животные, отощавшие за долгую зиму, обрадовались теплу. Беженцы-киргизы в борьбе с голодом распродали остатки своего скудного имущества и последний скот. Теперь у них не осталось ничего. В поисках пропитания они стали рассеиваться по окрестным городам и селам. Их одежда, сшитая еще до бегства, превратилась в лохмотья и висела клочьями, как шерсть овец весной. На дорогах то и дело попадались трупы распухших от голода киргизов. Исхудавшие, изможденные женщины и дети двигались, как тени. Из рук в руки передавались киргизские девушки и дети, проданные родителями в приступе отчаяния. Цена им — мешок чечевицы.
Не выжил и Кубат. Турпанцы не разрешили похоронить его около Батымы, а потребовали, чтобы родители купили для него могилу. Где же Кузубеку взять для этого денег? Они и сами были накануне голодной смерти. И вот ранним утром Кузубек отнес труп сына к стене, окаймлявшей поместье богатого турпанца, выковырял в ней отверстие и положил туда мальчика. Так похоронил он своего сына Кубата.