Но в этот вечер мы так ничего и не решили.
Утром я поднялся, смотрю — Кыдыра уже нет. Значит, сдержал свое слово. Постель была еще теплой. Видимо, сбежал перед рассветом. Конечно, ему, бедняге, не удалось уйти далеко. Когда солнце встало над головой, его пригнали на поле, где мы собирали опиум. Кыдыр плакал, размазывая по щекам слезы и грязь. Сзади ехал Солто и, свесившись с коня, тыкал его в спину сложенной плеткой, приговаривая:
— Твой отец не Ырай, а я! Иди быстрее! И не думайте уйти! Вы мои рабы. Хозяин над вами я!
Через месяц приехал Элебес, посадил меня и Беккула позади себя на лошадь и увез. Сбор опия заканчивался, и в нас теперь особенно не нуждались. Люди выходили на работу неохотно.
Пошли слухи: «Если не дадим солдат, царь начнет войну против нас, приведет войска в аилы, уничтожит людей…» Поэтому во многих местах уже готовились к выступлению, посылали из рода в род гонцов, вооружались.
Когда солнце ушло за полдень, мы остановились в чьей-то юрте, среди соснового леса. Хозяина не было, хозяйка, хотя Элебес и был с ней знаком, встретила нас угрюмо, неохотно поставила на огонь чай. Мы сидели молча. Вдруг послышались крики множества людей. Хозяйка и Элебес побледнели, прислушались. Мы выбежали из юрты. Невдалеке, по тропинке, уходившей в лес, кто-то мчался, крича, махая шапкой и нахлестывая лошадь. По опушке леса, подгоняя стадо скота, проехала еще группа верховых…
Элебес вышел на поляну между соснами и крикнул во весь голос:
— Эй, что случилось?
Видимо, люди торопились, никто не отозвался. Толпа проехала. Но вот показался одинокий всадник. Он похож на волка, который гонится за овцой и в то же время оглядывается на пастуха. Элебес и у него спросил: «В чем дело?»
— Киргизы начали войну против царя! — ответил он на скаку.
Значит, жизнь, несколько минут назад находившаяся в покое, нарушилась. Мы не стали дожидаться чая, поехали. На закате увидели Кызыл-Кия. Тут встретился Бейшемби на уставшей лошади. Ничего не говоря, он повел нас в лес, затем куда-то в ущелье. Наступила ночь, ехали молча, в темноте осторожно пробираясь между деревьями. Вот блеснул огонек. Мы повернули туда. Подъехали — а там вся наша семья!
Бейшемби объяснил Элебесу:
— В Кызыл-Кия из дорожников никто не остался. Башарин сбежал, бросил свое хозяйство…
Я соскучился по Кызыл-Кия и пожалел, что не смог побывать в родных местах.
Там, на западной стороне холма, в ложбине, бьет маленький родник. Порою, когда меня дома бранили и на душе становилось тяжело, я приходил к родничку. Если смотреть с этого холма, видно далеко вокруг: дорогу, уводящую в Каркара, вдали мост через Тюп, блестящие под солнцем многочисленные стойки его перил, идущие через мост караваны, брички, запряженные волами. Ближе виднеется светлый дом Василия, поляны, где я пас коров, пасека Башарина, низина, на которой я копнил сено, Козлиный загон, большой склон, куда мы с Кыдыром ходили собирать ревень. Когда я все это увижу?
14
Через два дня мы переехали в Сарытолгой, к своим. Все поселились у подножия гор.
Ударная сила восставших — бедняки, середняки. Вожаки восстания тоже из них. А бии, болуши, манапы не знали, с кем идти, колебались; наконец, уверившись в силе бедноты, подчинились ей. Воевать они шли без охоты, только чтобы не упустить власти, не утратить влияния на народ[3].
Наступили беспокойные дни. Каждый день перебирались с одного места на другое. По ночам все мужчины, вооружившись секирами, копьями, куда-то уезжали.
Однажды Бейшемби сказал:
— Были такие, что угоняли у русских скот. Я же ничего не тронул.
— И хорошо, что не берешь, милый! Говорят: «Не бери и ниточку у того, кто терпит несчастье», — похвалила его Бурмаке. — Время-то вон какое, бог знает, может, и свое потеряешь, не то, что чужое брать.
Каждый день, каждый час приходили новости одна другой неожиданнее:
— Говорят, взяли Байсоорун.
— Поднялись Саяки, кочуют сюда.
— Род Арыков набрал пятьсот рук и вступил в Каракол.
— Говорят, род Сарыбагышей набирает войско. Аксакалы следят, чтобы народ не разбегался, призывают выступить на войну.
— Произошли стычки в Саруу, Джелдене, Кызыл-Суу.
— Время сулит худое. Наверное, народ побежит.
— Киргизов разбили.
— Нет, киргизы побеждают. Между Пишпеком и Караколом сожгли мосты, свалили телеграфные столбы.
Народ все слушает и не знает, чему и кому верить. Кое-кто начал укладывать вещи. Иные, пожаднее, кому не хотелось расстаться с нажитым добром, зарывали его в землю.
3
От издательства. По этому поводу в «Истории Киргизии» сказано:
«Основной движущей силой восстания были бедняцко-середняцкие слои киргизского дехканства… Большинство киргизских баев, манапов и купцов было настроено против восставшего народа.
В Северной Киргизии часть манапов в ходе событий была вовлечена в восстание. Некоторые из них, используя темноту и отсталость восставших кочевников, сумели взять в свои руки руководство повстанцами… и направить их борьбу по реакционному националистическому пути».