К вечеру прошли Орто-Токой. Беккул заглядывает мне в лицо:
— Застигнет нас ночь?
Видно, страшно ему снова провести ночь без пищи, на ветру и холоде.
— Сегодня дойдем! — уверяю я его, стараясь не показать, что и я шагаю из последних сил.
Солнце уже закатывалось, когда мы вышли на хребет Сарытолгой. Спустились в долину, и вот он! — с левой стороны показался дымок. Прибавили шаг. Скорей, скорей! Я схватил Беккула за руку, помогая ему идти. Но что это? Вместо юрты показалось чье-то гумно. Мы остановились. Может быть, тут русские?
— Милые, да вы смотрите, кто идет! — раздался чей-то голос. Я оглянулся. Невдалеке, опираясь на лопату, стоял наш родственник Сарыбагыш, тоже из рода Эркесары.
Тут я в стороне заметил юрты. Сарыбагыш повел нас туда. Собрались женщины, заплакали навзрыд. Они, оказывается, давно нас считали умершими.
В юрту вошел русский с большой бородой, видно — хозяин гумна. Он уставился на плачущих женщин. Сарыбагыш объяснил:
— Наши родственники. Они пришли из Китая пешком.
Русский сожалеючи покачал головой и вышел.
На другой день, накормленные и обогретые, мы направились в Чонташ к родственникам.
Так закончился наш долгий и скорбный путь.
Перевод В. Горячих.
К. Джантошев
МОЯ СУДЬБА
«Милая доченька! Нет у тебя ни братьев, ни сестренок, одна ты у нас. Ты — наш солнечный свет. На склоне лет для нас ты лучшее лекарство от всех недугов. Ты — замена сына, помогающая нести тяжкий груз лет. Ведь недаром считают, что если дитя хорошее, то и для родителей нет разницы между сыном и дочкой. «Плохая дочь все же поможет перейти хребет, а плохой сын — распутье», — говорит народ. Ты живешь среди людей, они не дадут погибнуть тебе. Но не думай, что наше замечательное счастливое время все даст тебе готовеньким. Получи знания, дочка! «Сильный кулаком побеждает одного человека, а знающий — тысячу», — это говорили еще наши предки. Не прислушивайся к соблазнительным, сладким словам, учись, старайся стать хорошим человеком. «Друг говорит резко, а враг сладко». Старайся различать недругов от друзей. Куда бы ты ни поехала учиться, твои родители всегда постараются помочь. Получи специальность, потом уж, семь раз отмерив, устраивай свою жизнь…»
Так поучали меня родители, когда я пошла в первый класс. Не удивляйтесь, что они говорили со мной, как со взрослой: мне уже было девять лет. В тот год, когда надо было начинать учиться, я заболела и пролежала до весны. Пошла со следующей осени. А девятилетняя девочка у нас считается почти уже взрослой.
Как бы то ни было, а, послушав советы и наставления родителей и родичей, я училась прилежно! Седьмой класс закончила на отлично. На выпускном вечере мне аплодировали и преподаватели, и родители.
Итак, я окончила семь классов и, гордо держа нос кверху, начала наряжаться в узбекские шелковые платья. Ведь мне было уже полных шестнадцать лет!
Вот тут-то и начали цепляться ко мне всякие беды.
Начиналось все со сладких речей:
— Аали, Назгуль! «Соль отдай тому, кто понимает ее вкус, а девушку тому, кто ее ищет», — говорят в народе. Мы знаем, что наш сын будет неплохим джигитом. Верим и в то, что ваша Гульзат станет неплохим человеком. Пусть вы — коммунисты, но есть законы наших предков. И никто их не отменял. Пусть мы не можем, как в давние времена баи и манапы, обмениваться при сватовстве отарами овец, десятками верблюдов, стадами коров и косяками лошадей. Но все же древние обычаи и привычки стариков не были такими уж плохими. Так давайте же помолимся за совместную счастливую жизнь наших детей… Давайте скажем: «Через наших детей будем дружными, не жалея жизни, породнимся».
О, сколько подобных красноречивых и, казалось, душевных разговоров велось в нашем доме! И откуда только брались эти бесчисленные сваты и свахи!
Но и почтенные люди не обходили наш двор.
— Дорогой Аали! Отдай мне Гульзат в дочери. Пусть вместе с сыном станет она моим дитятею. Не одену я рваного на Гульзат, не заставлю делать тяжелую работу. А если не сдержу своего слова, быть мне в сырой земле! Если сын сердито посмотрит на нее, а не то, что руку поднимет, — не сын он тогда мне, — точил мед председатель колхоза Арзыбай, кланяясь моему отцу чуть не до земли.
Отец отмалчивался, не говорил ни да, ни нет.
А многие молодки не давали мне прохода, все уговаривали выйти замуж, сладкими словами расписывали радости замужней жизни. Я со смехом отнекивалась — мне хотелось учиться дальше.
Но ни родителей, ни меня не оставляли в покое. Мы не знали, что и придумать, как спастись.