Выбрать главу

— Что-то случилось, ты просто скрываешь. Может, будешь молчать до моих родов или до моей могилы?

— Ну, если родишь сына…

— А если девочку?

— Хватит! Поговорим потом.

— Нет, сейчас, — сказала я настойчиво.

Капар долго с удивлением смотрел на меня, наконец, махнул рукой, отвернулся и опять буркнул:

— Отец велел сходить к одному человеку, переговорить.

— Постой! К кому послал? Может, к твоей любимой Айнакыз?

Капар рассвирепев, двинулся было ко мне, но руки не поднял. Я, храбрясь, стараясь успокоить бьющееся в страхе сердце, смело посмотрела ему в глаза:

— Я тоже человек, поэтому не гляди таким зверем, разожми кулаки и ответь на мой вопрос.

Прежней Гульзат, забитой, испуганной, валяющейся у ног, не было, и он, удивленно расширив глаза, некоторое время смотрел на меня, затем отступил и бросился вон из комнаты. Я несколько раз окликнула его. Ответа не было.

Шли дни, синяки на теле рассосались, и опять возвращалось старое. Но с каждым днем в доме начали прибавляться беды. Свекра сняли с работы за то, что не был выполнен план по хлопку, за самоуправство, стяжательство. А потом некогда всемогущего башкарму исключили из партии, и дело передали в суд.

В свое время по воле отца Капар был назначен завскладом. Теперь к нему приехала ревизия. Злая ведьма рекой лила горькие слезы. Он проклинала Эргеш-аке и принесшую в их дом несчастье, то есть меня.

Я лежу обессиленная. Вчера утром родила девочку. Но моим домашним нет дела до нас. Даже не пригласили Айсылкан-эдже. Никто не справился о моем здоровье, никто не поцеловал новорожденную. Когда раздался первый крик ребенка, свекровь сидела в соседней комнате, но сделала вид, что ничего не слышит… Что поделаешь? Пришлось самой перерезать пуповину и завернуть крошку в пеленки.

А мой злодей изрек: «Родила девочку и думаешь горы своротила?!» — и, метнув свирепый взгляд, исчез, как в воду канул. Я поняла: рождение девочки в этом доме было хуже появления кутенка.

Я попросила проходившую женщину сказать моей матери о рождении ребенка. Со слезами на глазах среди ночи прибежала она. Сразу же выкупала ребенка, закутала в разорванное платье и начала стирать мою одежду. Слезы текли из ее глаз не переставая, сердце, любящее сердце матери, видимо, разрывалось на части.

И вдруг до нас донеслись брань и проклятия. Это свекровь, сидя у себя, поносила и моего ребенка, и меня, и мою мать!

Закусив губы и заставив молчать мать, я решила терпеть. Сразу, как хотели мои родители, уйти из этого дома я не могла. Конечно, уйти-то уйду, но сначала отомщу… Да, так я и решила. Ради этого стоило и потерпеть. Ведь не каждым ударом выбивают глаз.

Муж совсем переменился. Иногда заходит к родителям, а ко мне ни разу не заглянул. И не подумайте, что из-за девочки, нет, их души гложет другое: по их мнению, на свекра и мужа донесла я.

Так текли тяжелые дни. Видимо, счастье еще не совсем покинуло меня, вскоре начала поправляться. И дочка росла хорошо, спокойно.

Однажды свекор вернулся до предела разгневанный. «В проклятый дом приходит проклятый человек, это он все испортил!» — громко сказал он и прошел к себе, заговорил с женой.

И тут я узнала: сегодня арестовали Капара. Оказалось, что он взял у заведующего фермой двух бычков, чтобы покрыть растрату на складе, но его поймали. И еще — на него подали в суд за то, что он меня избивал. Значит, Айсылкан-эдже выполнила свое обещание!

На другой день из района приехали люди и описали восьмикомнатный дом со всем содержимым. И стала я вольной птахой — лети на все четыре стороны. Ну и пусть! По крайней мере, никто не обвинит меня в краже Капаровых вещей!

Зашла Айсылкан-эдже, и я ей рассказала обо всем пережитом в этом доме. Она кое-что записала, сказала, что передаст Эргеш-аке. Но о своих планах я не стала ей ничего говорить. Даже родителям не хотела сообщать…

Отправила мать домой. Я знала, что расстаюсь с ней надолго и прощалась со слезами. Мать почувствовала что-то неладное, она медлила уходить, нехотя собиралась и тоже плакала.

Когда мать ушла, свекор и свекровка пожелали войти ко мне, но я, закрыв двери, не впустила их.

«Милый отец! Милая мама! На коленях и со склоненной годовой прощу — простите меня. Вечно вам благодарна. Вы ни в чем не виноваты, вся вина ложится только на меня. Эту маленькую девочку возьмите и удочерите. У нее нет еще имени. Если согласны, пусть она носит имя Гульзат! А меня забудьте совсем, Не ищите меня. Никогда и нигде меня никто не найдет. Я ухожу, чтобы не видеть свекра и свекровку, сердце к Капару оледенело. Прощайте! Гульзат».