— Ничего, дочка, продолжай… Высохнет через час или полтора, а там пойдет все по-прежнему, — успокоил меня Бакир-ака. — Эй, Майраш, — окликнул он шофера, — высыпь хлопок на краю хирмана, пусть разровняют хорошенько.
И действительно, через час-два все наладилось. Если так дело пойдет, то скоро закончу первый сбор… Меня давно уже мучила одна несправедливость. В газетах вчера расхвалили Жайдары-дженге, когда настоящей похвалы заслуживали Гульсана, Саадат, Пари, Айша.
Когда закончила очередной заход, пришла Акпары-апа.
— Акинтай, принесла немного плова и лепешку, покушай.
— Здравствуйте, Акпары-дженге, — приветствовал ее Бакир-ака. — Это хорошо, что ухаживаете за хорошо работающей дочкой, справедливо.
Подошел председатель. Старушка развязала узелок и пригласила их закусить. Я решила не откладывать мучившего меня дела.
— В справедливости своих новых родителей я не сомневаюсь, но вот насчет вашей…
— Объясни, дочка, — сказал Бакир-ака, уже поднесший пиалу ко рту.
— Я уже знакома почти со всеми женщинами, собирающими хлопок вручную.
— Очень хорошо, — сказал председатель.
В конце дня ко мне подбегает учетчик и говорит: «Вы собрали столько-то тонн». Подходят женщины и говорят о своих сборах. Жайдары-дженге собирает по сто — сто десять килограммов в день, а Гульсана, Айша, Саадат, Пари — по сто двадцать, сто пятьдесят. А вчера в газете расхвалили Жайдары-дженге, но если быть справедливым, то заслуживают внимания, думаю, ее подруги.
— Но ведь Жайдары собирает от ста пятидесяти до двухсот килограммов? — сказал председатель.
— Это неправда. Все знают, что каждый день после занятий ей помогают пятеро детей, а учетчик записывает весь собранный хлопок Жайдары-дженге. Корреспондент беседовал с вами, председатель-агай… Прочтут остальные женщины написанное в газете, что они подумают?.. Извините, я тороплюсь, у меня стоит машина…
Председатель и Бакир-ака молчали…
В этот день работу я закончила раньше обычного, к вечеру влажность хлопка увеличилась…
Назарбек-ата еще не вернулся. Теперь и Акпары-апа забеспокоилась. Друга отца — Колдыбая-ака мы послали к Алтынбеку. Он вернулся к полночи. «Пусть мать и Акмарал не беспокоятся. Отца я послал по одному делу. В вашу бригаду председатель направил двух водителей с хлопкоуборочными машинами. Один из них — я. Буду к утру» — передал Алтынбек.
Эта весть успокоила и обрадовала нас. Укладываясь спать, Акпары-апа, как бы мимоходом, спросила:
— Да, дочка, ты пишешь своему парню, что служит в армии?
Ох, снова надо было лгать!
— Не писала с тех пор, как приехала к вам…
— Если хороший парень, нужно писать. У него есть родители?
— Нет.
— Тогда пусть сюда и приезжает. Раз ты его любишь, что я могу поделать? Справлю свадьбу, как справила бы своей Гульзаде. Ты знаешь мое материнское сердце, не лишай меня призрака дочери, — она заплакала.
Я поняла, что она плачет из-за того, что не стану женой ее Алтынбека, а выйду за кого-то другого. У меня чуть не вырвалось: «Не плачьте, мамочка! У меня нет никакого жениха. Я люблю вашего Алтынбека и останусь с вами навсегда». Но все же я сумела сдержать рвущиеся с языка слова…
Утром, как всегда, поднялась на рассвете. Идти в поле было еще рано — хлопок сырой. Не торопясь, поставила самовар, бросила коню сена, подоила корову.
И вдруг во двор вошел Назарбек-ата — веселый, оживленный.
— Здравствуй, дочка, как спала? — приветствовал он меня громко и сердечно.
— Отец! Мама, вернулся отец! — вскрикнула я и бросилась навстречу.
— О, чтоб стать мне жертвой ради слова «отец»! — сказал Назарбек-ака и, прижав к груди, поцеловал меня в лоб. На порог вышла мать.
— Здравствуй, как же так? Хоть бы сказал, куда едешь, а то мы тут чуть с ума не сошли.
— Извини, извини, байбиче, так дела сложились.
— Что это за дела, из-за которых надо тайком уезжать?
— Сейчас, сейчас все будет ясно, — ответил он жене и, садясь за круглый столик, обратился ко мне. — Акинтай, есть у тебя кислое молоко? Поем, а потом начну доклад.
Выпив молока, он утер усы, лукаво посмотрел на меня и начал:
— Когда вышли из дома, председатель на своей машине довез до большой дороги… Вскоре подошел попутный грузовик. Хороший шофер попался, посадил меня в кабину.
— А куда это ты направился?
— Туда, куда нужно было.
— О чем ты говоришь?
— Ну, вот, доехал я до дома моего друга…
— Какого друга?
— Э, да тот председатель, Арзыбай.
— Ты в своем уме, когда у тебя был такой друг? У меня сердце похолодело.