- Зачем? - спросил он.
- Устала от всего. От тебя то есть. Видеть больше не хочу.
- Если так думаешь, - взвился он, - проваливай, загаженная чайками корова!
- Лучше бы я переспала с козлом, - сказала она, хватая оружейный пояс.
- Мы не женились, сама знаешь. Я просто попользовался тобой. Женитьба для дураков, а я не дурак. Думаешь, я любил тебя ночью? Вот уж нет. А вот ты так и пялилась на этого козла.
- Какого козла?
- Меня не обманешь, баба. Ни одна баба на свете меня не обманет.
- Полагаю, ты прав.
В Спендругле она нашла остальных из взвода, и все обнимались, а потом пошли выкапывать добычу из обломков "Солнечного Локона".
Чувствуя себя вялым и заторможенным, Якль вошел в таверну, где замер, озираясь. - Боги, что тут было? Где все?
Феловиль подняла голов из-за стойки, показав грязное лицо в синяках, красные глаза. - Все мертвы.
- Так и знал: это заразно, - отвечал Якль.
- Иди и налей себе.
- Правда? Хотя я тоже мертвый?
Феловиль кивнула. - Почему нет?
- Спасибо!
- Итак, - сказала она, наливая эль из бочки, - где укрылся сборщик?
- Нигде. Он тоже мертвый.
Феловиль подняла кружку. - Ну, - улыбнулась она, - за это можно выпить вместе.
- Они так и сделали.
Некоторое время спустя Якль огляделся и вздрогнул: - Ну, не знаю. Тут тихо, как в могиле.
Дорога вилась к северу, от побережья; по ней тяжело катилась массивная покрытая черным лаком карета, листовые рессоры скрипели над камнями и рытвинами. Упряжка в шесть черных лошадей выдыхала пар в морозном воздухе, красные глаза зловеще сияли в утреннем свете.
На этот раз Бочелен сел рядом с Эмансипором.
- Какое чудесное утро, мастер Риз.
- Да, хозяин.
- Весьма просветляющий урок, не так ли, о природе тирании? Признаюсь, я порядком повеселился.
- Да, хозяин. Почему мы так нагружены? Карета кажется кораблем с водой в трюме.
- Ах, да. Мы везем краденые сокровища, так что чему удивляться?
Эмансипор хмыкнул, выпустив дым из трубки. - Хотя вас с Корбалом Брочем не заботят мирские богатства и так далее.
- Только как средства для достижения цели, мастер Риз. Кажется, я уже вам объяснял. Поскольку наши цели куда обширнее и значимее, чем у горстки беглых стражников... да, полагаю, курс впереди ясен.
- Ясен, хозяин. Да. Но мне жаль тот взвод.
- Ну, мастер Риз, ваша способность сочувствовать посрамит большую часть человечества.
- Эх! И куда это меня привело?
- Как невежливо, мастер Риз. Вам весьма хорошо платят, заботятся о малейших нуждах, пусть самых нелепых. Должен сказать: вы, сир, первый из лакеев, проживших с мной так долго. Соответственно, я взираю на вас с полным доверием и немалой любовью.
- Рад слышать, хозяин. Но, - он искоса глянул на Бочелена, - что случилось с прежними вашими лакеями?
- Ну, мне пришлось их убить, одного за другим. Презрев изрядные расходы, нужно заметить. Сама можете вообразить мое недовольство. В иных случаях мне пришлось защищаться. Вообразите: слуга, коего вы сочли преданным, пытается вас убить. Вот к чему катится мир, мастер Риз. Удивляться ли, что я мечтаю о ярком будущем, в котором восседаю на престоле, правя миллионами жалких рабов, равнодушный к любым заботам, кроме личных прихотей? Таковы мечты тирана, мастер Риз.
- Мне как-то говорили, что мечты вещь стоящая, даже если приводят они к нищете и бесконечному ужасу.
- Ах. И кто говорил?
Он пожал плечами. - Жена.
Пустая дорога вилась, звенели выщербленные плиты и мерзлая грязь, со всех сторон разгорался, призывая к оптимизму, день.
Бочелен оперся на сиденье и сказал: - Смотрите, мастер Риз. Новый день!
- Да, хозяин. Новый день.
По следу треснутого горшка
"Истребляя зло, не избежать невинных жертв".
Ныне за моей спиной лежат долгие годы. Честно говоря, я никогда не был старше. Приходит миг, когда все опасения мужчины - всё то, что он таил, боясь разрушить карьеру и репутацию, еще надеясь на возвышение - всё вдруг теряет сдерживающую силу. Вы сами можете понять, что оный миг случается в день - точнее, в первый звон после полуночи - когда человек осознает: дальнейший рост невозможен. Да, все опасения ничем не помогли успеху, ибо успех так и не пришел. Я готов поклясться, что жизнь моя была щедро насыщенной, закрома мои ломились от сокровищ и так далее... но исход всегда темен и печален. Неудача носит разные наряды, и я примерил их, один за другим.
Солнце дарит золото лучей, воздух спокоен; я восседаю, старик, пропахший маслом и чернилами, и скриплю пером, а сад шумит вокруг, соловьи онемели, качаясь на отягощенных плодами ветвях. Ох, неужели я ждал слишком долго? Кости стонут и ноют, жены следят за мной из теней галереи, высунув черные кончики языков из раскрашенных уст, а в судейской конторе отмеряют терпение громадные водяные часы, и падение капель подобно шелесту губ.