- Постой, поэт, - рявкнул Крошка. - Кажись, ты пропустил пару строк.
- Чего? О черт! Верно.
- А мне нравится. Забавная история.
- Забавная? Вовсе не забавная!
- Я возьму мозги, - встрял Комар. - И весь жир.
- Половину, - сказал Блоха.
- Постойте! Вот, сейчас...
- Да чтоб меня, поэт, - сказал Тулгорд Мудрый. - В склепе Драконуса был шкаф?
- Должны же они были где-то прятаться!
- От кого? От мертвеца?
- Он лишь спал...
- Спал в гробу? Его что, заколдовали? Прокляли?
- Он съел отравленное яйцо, - предположил Ниффи Гам, - которое тайно подсунули в утреннюю яичницу. Злая ведьма знала секретные проходы, кроличьи норы за морковной грядкой позади замка...
- Ненавижу морковь, - сказал Блоха.
Бреш Фластырь рвал на себе волосы. - Какой замок? Это был склеп! Сам Рыбак согласился бы со мной...
- Морковью в глаз можно убить не хуже ножа, - заметил Комар.
- И ведьм ненавижу.
- Не припоминаю никаких топоров в "Аномандарисе", - заметил Апто Канавалиан. - У Рейка был меч...
- Мечи и прочие штыри - штука интересная, - сказала Щепоть и дерзко подмигнула мне. По счастью, ни один из братьев не заметил.
- И не помню, чтобы там было много секса. И это версия для детей, Бреш? Боги, должны же быть границы...
- В искусстве? Никогда! - крикнул Бреш Фластырь.
- Хочу услышать про отравленное яйцо и ведьму, - сказала Опустелла.
Ниффи улыбнулся. -У ведьмы был дурной муж, говоривший на языке зверей и плохо понимавший род людской; она старалась одарить его любовью, но была изгнана. Озлобленная и печальная, она поклялась убить каждого мужчину в мире. По крайней мере, особо волосатых. Кого не могла убить, соблазняла с целью сбрить все волосы на груди и тем лишить силы, и складывала мужские силы на вершине холма. Но ее давний муж охотился за ней, и ночами ей снились кривые зеркала, в которых лица мужа и ее сливались воедино.
Город назывался Склеп. Эта деталь ввела в ошибки многих творцов, даже самого Рыбака. Кстати, он был куда ниже меня ростом. А Драконус был королем города, гордым и благородным правителем. Да, у него были две дочери, рожденные не матерью, но по его воле и колдовскому умению. Сделанные из глины и острых камней, они не имели сердец. Имена они выбрали себе в ночь взросления, заглянули одна другой в душу и не смогли отвернуться, узрев истину, не смогли обмануть себя. - Он наконец заметил непонимающие взгляды. - Смысл в том, что...
- Таких пыток я не вынесу, - сказал Крошка Певун.
- Морковью в глаз, - сказал Комар. - У кого есть морковь?
- У меня есть глаз, - сказал Блоха.
- Аномандер убил Драконуса и забрал меч! - заорал Бреш Фластырь. - Вы не даете мне дойти до самых интересных кусков - нельзя голосовать, это нечестно!
- Да тише, ты, - вмешался Тулгорд Мудрый. - День еще не завершен, и у нас еще много мяса. Что нужно, так это вода. Сардик Тю, каковы шансы, что следующий колодец пересох?
Распорядитель постучал пальцем по подбородку. - В любом источнике, нами встреченном, оставались жалкие струйки. Признаюсь в сильнейшем беспокойстве, славный сир.
- Может, придется сцедить кому-нито кровь, - сказал Крошка, снова показав крошечные зубы. - Кто тут самый румяный?
Братья засмеялись.
Тут подал голос я. - Клятвы подобны камням, менгирам, поднятым в небо узловатым кулакам. Не только рыцари, преследователи Негемотов, высечены холодным резцом. С ними странствует странный молчаливый человек, шаги его легки, как у лесного охотника, но на лице читаются следы жестокой жизни солдата. В его прошлом друзья, умершие на руках, чувство вины того, кто выжил, болезненная зубастая ухмылка пред миром, лишившемся всякого смысла. Что боги для солдата, молящегося за жизнь и правую цель, думающего лишь о себе? Не к богу он тянется. Он тащит бога вниз, словно крадет с полки золотой идол. Мольба в форме приказа, просьба вернуть отнятое - вот что такое религия солдата.
Вера давно затоптана его сапогами. Он знает проклятие примирения и всю его фальшь, всю пустоту ритуалов. Он забыл об искуплении и живет, лишь чтобы стереть с карты мира грязное пятно. А именно - Негемотов. И потому он, возможно, самый доблестный из...