Вот именно.
Итак, труп Кляппа Роуда лежал на жесткой земле, а остальные поводили взорами в ужасе, потрясении и с внезапным интересом, или же с ослиным равнодушием. Они смотрели на Кляппа и на меня, и снова на него, флюгерами уворачиваясь от взоров Певунов, мужей с узловатыми кулаками и мрачными рожами (и от взгляда Щепоти, разумеется, а та стояла, изучая собственные ногти).
Но Щепоть и заговорила первой. - Да неужто.
Поистине удивительно, как два коротких словца могут перевернуть лик мира, перелистать тома неверия и ненависти, непонимания и прочих "не". Они так легко слетели с уст, что никто не мог усомниться в ее искренности. Кляпп Роуд в объятиях Щепоти? Нелепость этой идеи была подобна разрыву молнии, она сметала все идиотские убеждения; среди звучного эха ее слов взоры странников сверлили негодованием Крошку.
Улыбка Певуна стала еще кривее. - Чего?
- Теперь нам никогда не узнать, что стало с Имассой! - Это выкрикнул наш любезный распорядитель, весьма практичный по природе (как и следует в его профессии).
Все скисли, но я скромно сказал: - Не обязательно. Я знаю эту историю. Возможно, я не запомнил ее слово в слово, как Кляпп, но сделаю всё, чтобы соответствовать.
- Лучше, чем твоя история, - буркнул Апто, - которая может убить всех нас прежде, чем окончится.
- Невозможно, - провозгласила Пурса Эрундино. - Бликер задолжал мне рассказ.
- Теперь он должен и нам! - рявкнул Тулгорд Мудрый.
- Точно! - прозвенел Бреш Фластырь. Он был творцом скромного дарования, но не глупцом.
- Я готов взвалить на себя новое бремя, - сказал я, - честно признавая скромную меру вины в судьбе Кляппа Роуда...
- Скромную? - фыркнул Стек Маринд.
- Поистине, ибо не я ли предупредил с честной и несомненной ясностью, что мой рассказ имеет к реальности лишь поверхностное отношение?
Пока все размышляли, мастер Маст спрыгнул с кареты, чтобы достать из сундука мясницкие инструменты. Был он человеком многих умений, наш мастер Маст, и столь же практичным, как Сардик Тю.
***
Разделка человека, в деталях, мало отличается от разделки туши любого животного. Нужно вынуть кишки, и поскорее. Ободрать остов, отсечь мясо от костей и выпустить кровь, как можно больше крови. Обычно для этого тело рассекают на четверти и подвешивают на крюках, позади повозки, и остающийся по тракту кровавый след делает символический смысл произошедшего весьма ясным. Так или иначе, мастер Маст трудился споро и производительно, рассекая хрящи, сухожилия и связки, и вскоре разнородные куски бывшего Кляппа Роуда качались, роняя алые капли, на задке кареты. Голова была брошена в сторону неглубокой ямы, вместившей кожу, органы и внутренности.
Бедный Кляпп! Какое горе, какое раскаяние обуяло меня!
Впрочем, нужно признаться, эти чувства весьма конфликтовали с голодным бурчанием желудка, а слюна текла все сильнее, намекая на разнообразные ублажения языка...
Бреш Фластырь подобрался ближе, едва мы пустились в путь. - Это было гадко, Бликер.
- Если мышь загнать в угол...
- Мышь? Не вы. Скорее гадюка пробралась меж нами.
- Рад видеть, что вы вняли предостережению.
- Не сомневаюсь. Знаете, я мог бы спутать вам карты. Это вы лежали бы на месте Кляппа, а я был бы в безопасности.
- Хотите, чтобы я продолжил рассказ? Перечислил иных любовников женщины, у которой было много братьев?
- Второй раз не сработает.
- Готовы поставить жизнь на самоконтроль Крошки?
Бреш облизал губы. - Теперь у вас две истории, и Пурса не особо довольна. Ей вовсе не нравится то, что вы сделали с Кляппом. Использовали ее историю. Она тоже ощутила вину.
- Ну, Бреш, это игра воображения.
- Она больше не будет вам потакать.
- Поистине.
- Думаю, вы уже мертвец.
- Бреш! - заревел Тулгорд Мудрый. - Развесели нас! Пой, парень, пой!
- Но у нас уже есть ужин!
Крошка Певун засмеялся. - Может, мы хотим десерта. Комар?
- Десерт.
- Блоха?
- Нет, спасибочки.
Братья встали, выпучив глаза. Лицо Блохи исказилось. - Брюхо ломит уже шесть дней. Во мне куски четырех человек, притом поэтов. Плохих поэтов.