Пурса Эрундино побледнела, слушая речь Смертного Меча.
И тогда заговорил я, движимый чувством долга. - Трусливая атака. Позор вам, сир.
Рыцарь застыл. - Плети тщательнее, поэт. Объяснись немедленно.
- Трагедии, о коих вы говорите, не стоит бросать к нежным ногам нашей госпожи. Всё это лишь ошибки, свойственные людям, когда они пересекают гибельную линию между слушателем и артистом. Искусство принадлежит всем, но магия его таится в создании иллюзии, будто оно создано для вас и только для вас. Будто обращено лишь к вам. Таков дар искусства. Понимаете, рыцарь? Здесь нужно восхищаться, не злиться. Едва зритель, впадая в ужасный самообман, пытается присвоить себе принадлежащее всем, как свершается великое преступление, творится полная эгоистичной наглости кража. Еще до выступления госпожи Эрундино наш зритель питал гнуснейшие надежды. Но как он посмел!? При виде преступления столь дерзкого остальным обожателям актрисы подобает стать меж тем человеком и госпожой Эрундино.
- Что вы и делаете, - заметил Апто Канавалиан (он был по - своему мудр, этот почтенный, интеллектуальный и ох, сколь приметливый критик).
Мой кивок был едва заметен.
Заметно смутившись, Тулгорд хмыкнул и отвел глаза, кусая губы под пышной бородой, неловко дергаясь и переступая ногами. Наконец, он нашел себе объект заботы в виде левой наручной пластины доспеха, которую принялся закреплять, тихо бурча под нос. Да, можно было смело утверждать, что смущение его стало заметным.
- Я все еще хочу подробностей, - нагло взглянул на меня Крошка Певун.
- Будучи сладкой девой, она, разумеется, не смогла бы сочинить ни единой строфы о любовных дерзаниях...
- Чево? - встрял Комар.
- Ничего не знала о сексе, - перефразировал я.
- Так зачем вы это делаете? - не унимался Апто.
Я чуть помедлил, отдавая дань его жалкой, лисьей попытке выразить человеческое сочувствие. - Делаю что?
- Усложняете.
- Наверное, я по натуре сложный человек.
- Но если слушатели лишь морщатся и щурятся в недоумении - к чему стараться?
- Увы мне, - воскликнул я. - Вот передо мной стоит избранный судья, совершенно не ведающий о магических свойствах языка. Простота, смею заверить, ужасно переоценена. Разумеется, иногда грубость оказывается кстати, но ценность сих мгновений определяется способностью удивлять, а удивление не родится, если все слова одинаково банальны...
- Ради милостей Худа, - зарычал Крошка, - давай к прежней простоте. Девка ничего не знала и воину-Фенну пришлось обучить ее путям праведным. О чем и хочется услышать. Как они вознеслись в небеса и так далее. - Он взглядом метнул Апто безмолвное, но несомненное предупреждение, и тупая простота в очередной раз пробудила остроту, разжигая искру заботы о жизни. Короче говоря, громила напугал критика до опупения.
Я продолжил: - Итак, нужно вернуться назад, к мгновению, когда они встали лицом друг к другу. Страсть охватила его стихийным пламенем ...
- Что, опять стихи? - заныл Комар.
- ... но Фенн обнаружил изрядное мастерство...
- Изрядное, ага! - Крошка улыбнулся крошечной улыбкой.
Из темноты, со стороны фургона донесся голос мастера Маста, тяжелый как гравий. - Это важнейшая деталь, смею думать.
Тогда я обернулся и различил призрак лица за призрачной тучей трубочного дыма, заметил и мгновенный блеск - то ли глаза, то ли зуба. "Ах", подумалось мне, "он умен. Осторожнее, Бликер".
- Сорвав одежду, хотя воздух гостевой хижины давно стал холодным и сырым, он уложил ее на шкуры, нагую. Грубые пальцы гостя так нежно касались кожи, что она вздрагивала снова и снова. Ее дыхание походило на шелест быстрых волн у береговых камней, и вода всхлипывала, идя рябью при каждом касании, и кончики пальцев странствовали вокруг сосков.
Голова ее откинулась назад, воля пала в надежные объятия Фенна, и грудь воина вздымалась мерно и спокойно. Затем его рука скользнула ниже, отслеживая линии бедер, сжимая нежные, мягкие ягодицы. Он без усилий поднял...
- Ха! - гаркнул Крошка Певун. - И вот выходит Золотой Баран! Лобастый Дхенраби выныривает из Глубин! Головка Гриба разрывает толщу Мульчи!
Все мгновенно уставились на Крошку, на вспыхнувшее лицо и горящие глазки. Даже Блоха с Комаром. Он огляделся, встречая взор за взором - выглядя малость безумным - и скривился, махнув рукой. - Дальше, Бликер.
- Она вскричала, будто разорванная, и кровь брызнула, означая конец детских лет, однако он крепко держал ее в объятиях, предохраняя от серьезного увечья...