- Долой тоску, - сказал Бреш, вдруг зловеще усмехнувшись. - Вы обречены, Бликер. Видите ли, вы подсказали мне мысль. Я уже оглушен своим голосом, значит, я гений. Ваши аргументы доказывают!
- И слава божественным силам. Ну, спойте себе колыбельную, Бреш Фластырь, а утром поговорим еще.
- Бликер, у вас есть нож?
- Простите?
- Я намерен заставить Апто голосовать за меня, даже если придется его убить.
- Это же убийство, друг.
- Мы уже омыты кровью, дурак! Что нам один жалкий критик? Кто будет по нему тосковать? Не я. И не вы.
- Мертвец не голосует.
- Сперва я заставлю его написать доверенность. Потом съедим.
- Чистосердечно сомневаюсь, что он окажется съедобным. Нет, Бреш Фластырь, вы не получите от меня оружия.
- Ненавижу.
Он бурей отлетел прочь, словно хищная птица в охоте на змей.
- Тронулся рассудком. - С этими словами появилась Пурса Эрундино, туго обтянувшая плащом изящную фигуру.
- Никто не стал спать этой ночью? - спросил я в изрядном раздражении.
- Наша жестокая и невезучая семья распадается в клочья.
Я лишь хмыкнул.
- Сомнения наконец нашли вас, Эвас Дидион Бликер? Я не настроена на милосердие, будьте уверены.
- Тяготы мои поистине велики, госпожа Эрундино, но я остаюсь уверенным в конечной победе.
Она подошла еще ближе, ища моего взгляда, как свойственно женщинам, вставшим рядом с мужчиной. Какое тайное обещание надеются они отыскать? Какую несметную сокровищницу жаждут отворить? Умей они представить, что за мутный мрак скрыт за прозрачными жемчужинами мужских глаз - ночь огласилась бы воплями, и женщины устремились бы бежать под защиту вечной тьмы. Но не в сем ли мистерия жизни? Мы бродим среди догадок и туманных недосказанностей, называя это общением, натягиваем латаные плащи улыбок и ободряюще киваем головами, а за обеими парами глаз бушуют ураганы диких образов, непристойных позывов к необузданным сношениям. Или это мне лишь мнится? Почему нет? Подобные вымыслы легко одолевают более вероятную истину, что кто-то из нас двоих на деле скучен и уныл, или совершенно туп и наделен чувствительностью медузы. О да, мы стоим вплотную и трепетно дрожим на фасадами, хотя вздохи порождают бурный ветер.
Кстати, где мы? Ах да, мы стояли рядом, ее глаза искали мои глаза, будто два натянутых лука, мои же рыскали, будто два пойманных ночным светом зайца.
- Как же, - спросила Пурса Эрундино (глаза выслеживают... выследили - я схвачен!), - намерены вы спасти меня, доблестный сир? На манер всех прочих, в путанице теплой плоти и забвении ублаженных желаний? Вы хотя бы представляете, сколько у меня было мужчин? Уже не говоря о женщинах. И каждый раз новый кандидат выступает из строя, и что вижу я в ох, сколь охочих глазах? - Она неторопливо покачивала головой. - На лице каждого написана уверенность, что он умеет нечто, никому иному недоступное. Но что я вижу потом?
- Смею представить. Жалкое крушение смелого наглеца?
- Да. Но сейчас, здесь, я гляжу в ваши глаза и вижу... что?
- Честно, миледи? Без понятия.
- Правда?
- Правда.
- Не верю.
Видите? У нее лом в руках, погреба лопаются от сокровищ (мои, не ее. Мы говорим фигурально. Погодите, вскоре мы вернемся к буквальности!), а замок поистине выглядит хлипким. Что же я читаю в ее глазах? Ах, убеждение, что она и только она возьмет что хочет (чего она хочет? не спрашивайте!), взломает загадочную шкатулку сказочных откровений, коя есть настоящий я.
Благословите ее боги.
Вы, наконец, поняли мой страх? То есть, "и это все, что есть?" Да что же есть? Не знаю. Спросите моих жен. Они пошли за мной, влекомые любопытством, получив вечное разочарование, о котором не устают напоминать, дабы я не впал в бесполезные дневные грезы (например: есть ли еще в мире женщина, готовая счесть меня загадкой? Я должен ее найти! Вот такие грезы). Как скажет старый, усталый философ, запах цветка всегда сильнее за стеной сада. И ах, как все мы карабкаемся.
Что за тирада скептика! Я вовсе не такой, уверяю. Во мне скрыта запертая шкатулка... вы придете искать ее, не правда ли?
Вот печальная истина: в мире всегда может стать больше разочарованных жен.
Ее губы нашли мои губы. Я упустил шанс? Вовсе нет. Быстрый, как кот над мышью, как петух над слизнем, как ворона над куском падали. Ее язык пополз на поиски шкатулки сокровищ. Она не верила мне, помните? Все они так говорят.
Объятый слабостью, я не смог воспротивиться.
Была ли она самой прекрасной из женщин, с которыми я обменялся толикой слюны? Воистину да. Передам ли я подробности? О нет. Ради защиты ее сладкой скромности, ради той роскошной ночи уста мои останутся запечатанными навек.