Однако есть у меня и сомнения, приплод ведомой мною жизни. Скажу прямо: когда глядишь в глаза зла, душа бывает потрясена в основе своей, дрожит, будучи в шаге от беспомощного, вечного падения. Земля поддается под ногами, лишенная корней. Равновесие перекашивается. Значит, уничтожение зла, полное разрушение есть лишь акт самозащиты. Оборона своей души. Да, так и есть. Всегда и везде. Но есть случаи, когда даже этого недостаточно.
Мы - дети богов? Если так, какой бог захочет поддерживать отродье столь мерзкое? Почему истинный путь столь узок, столь заброшен, тогда как дороги жестокости и тщеты широки и полны народом? Почему целостность растет на одном, слабом стебле, тогда как черное древо дико растет, затмевая ветвями полнеба?
О да, знаю. Вы, поэты, споете мне о ценности, измеряемой величиной усилий. Как будто тупое преодоление трудностей ценно само по себе. Будь правота легкой, скажете вы, она не сияла бы подобно злату. Разве нищие не видят снов о злате, как падшие грезят о спасении, а трусы о смелости? Но вы ничего не понимаете. Неужели боги наслаждаются, кидая нам искушения? Почему? Они безумны? Они жаждут видеть наше падение? Дайте нам путь прямой и верный, и мы узрим цель, и тьма отступит, соблазны исчезнут, и путь поманит нас вперед.
Если вы пробудили в нас души, милые боги, будьте добры - сметите тенета теней с тропы!
Но нет, боги наделены всей моральной негибкостью детей. Они ничего не создают, они не отличимы от нас, выброшенных в мир.
Слушайте же! Я не имею веры ни в одного из вас. Да и в себя тоже. Неужели никто не видит, что паломничество уже провалено? О, поэты отлично поняли жестокую истину - ища славы, мы перешли им путь и убили их, и теперь грызем кости. Что скажешь, Сардик Тю? А ты, Пурса Эрундино? Данток и ее лакей? Вы ели плоть, и дорога показалась вам весьма легкой. Не так ли? А кто стоит высоко, защитившись броней от укоров? Как! Никто иной, как Тулгорд Мудрый, Поборник Чистоты, и рядом с ним Арпо Снисходительный, паладин добродетели.
Однажды я встану пред Негемотами, пред Бочеленом и Корбалом Брочем. Взгляну на истинное зло. А они прочитают в моих глазах злодейства, мною содеянные, и засмеются, назвав меня другом. Компаньоном. Соратником по Лиге Порока. Смогу ли я отрицать?
Вера? Поглядите на Ниффи Гама, сломленное существо. На возлюбленного творца, столь любимого толпой поклонников, готовых оскалить клыки даже на завистливых богов.
Я нашел их следы, хотя сумерки сменялась тьмой. Нечто жалкое, боязливое, бредущее туда и сюда. Стадо под предводительством слепого быка. Камни перевернуты, растения вырваны - да, они голодали. Жаждали. И страдали. Две женщины и мужчина, которому они отдали преданность.
Во мраке я нашел их первую остановку и по бороздам, иным знакам сумел реконструировать ужасные события. Это не стало большим вызовом моему умению следопыта. Видите, как я царапаю лицо, снова и снова? Самая юная была отделена, оставшиеся заключили союз, выкованный в норе алчного демона. Невинное дитя задушено, все мягкие кусочки оторваны зубами дикарей. Зубами! Ах, Комар, вижу, пища застыла в твоем рту? Так и должно. Видишь ли, бедная Огла была еще жива, когда двое насыщались ей.
Они нажрались до рвоты, Пампера и Ниффи. Оставили тело позади, оскверненное, гниющее. Вижу твое потрясение, Бреш Фластырь, и мне почти смешно. Будь у тебя хоть один восторженный фанат, и грози тебе голод - о, ты не поколеблешься! Не отрицай! Смотри, вот сидит и горбится Ниффи Гам. Его руки не дрогнули.
Продолжив поиски, я шел, и мысли мои были темнее выгребной ямы. Теперь это стало охотой. Видите ли, я считал, будто умею найти разницу между убийством бедной девочки и тем, что содеяли мы в пути. Разве душа не склонна к сладостным заблуждениям?
Так что поразмыслите. У него осталась одна поклонница, столь близкая, что разделила преступление, убийца, красотка с раздутым брюхом, и он мог касаться ее с фамильярностью, и никто не смог бы встать между ними. Подумайте. Крепче сцепите руки, шепча слова утешения. Она лишь следовала за вождем - что еще она могла сделать?
Неужели чувство вины заставило ее прыгнуть Ниффи на спину? Впиться зубами в плечо, ища горла? Она выплевывала куски кровавого мяса, пока он вопил и отбивался. Что же Ниффи Гам? Ему пришлось повернуться и укусить ее в ответ, фатально поразить, порвав яремную жилу, и он купался в крови, хлебая допьяна. Даже умирая, она грызла его ляжку, так и застыв в позе дерзкого отпора.