Вера? Поглядите на Ниффи Гама, сломленное существо. На возлюбленного творца, столь любимого толпой поклонников, готовых оскалить клыки даже на завистливых богов.
Я нашел их следы, хотя сумерки сменялась тьмой. Нечто жалкое, боязливое, бредущее туда и сюда. Стадо под предводительством слепого быка. Камни перевернуты, растения вырваны - да, они голодали. Жаждали. И страдали. Две женщины и мужчина, которому они отдали преданность.
Во мраке я нашел их первую остановку и по бороздам, иным знакам сумел реконструировать ужасные события. Это не стало большим вызовом моему умению следопыта. Видите, как я царапаю лицо, снова и снова? Самая юная была отделена, оставшиеся заключили союз, выкованный в норе алчного демона. Невинное дитя задушено, все мягкие кусочки оторваны зубами дикарей. Зубами! Ах, Комар, вижу, пища застыла в твоем рту? Так и должно. Видишь ли, бедная Огла была еще жива, когда двое насыщались ей.
Они нажрались до рвоты, Пампера и Ниффи. Оставили тело позади, оскверненное, гниющее. Вижу твое потрясение, Бреш Фластырь, и мне почти смешно. Будь у тебя хоть один восторженный фанат, и грози тебе голод - о, ты не поколеблешься! Не отрицай! Смотри, вот сидит и горбится Ниффи Гам. Его руки не дрогнули.
Продолжив поиски, я шел, и мысли мои были темнее выгребной ямы. Теперь это стало охотой. Видите ли, я считал, будто умею найти разницу между убийством бедной девочки и тем, что содеяли мы в пути. Разве душа не склонна к сладостным заблуждениям?
Так что поразмыслите. У него осталась одна поклонница, столь близкая, что разделила преступление, убийца, красотка с раздутым брюхом, и он мог касаться ее с фамильярностью, и никто не смог бы встать между ними. Подумайте. Крепче сцепите руки, шепча слова утешения. Она лишь следовала за вождем - что еще она могла сделать?
Неужели чувство вины заставило ее прыгнуть Ниффи на спину? Впиться зубами в плечо, ища горла? Она выплевывала куски кровавого мяса, пока он вопил и отбивался. Что же Ниффи Гам? Ему пришлось повернуться и укусить ее в ответ, фатально поразить, порвав яремную жилу, и он купался в крови, хлебая допьяна. Даже умирая, она грызла его ляжку, так и застыв в позе дерзкого отпора.
Я настиг его в двадцати шагах от последней жертвы, хромающего и залитого багрянцем. О да, теперь все вы устремили на него глаза. Поэт аппетита. Изучайте же его, пусть лица исказятся ужасом и отвращением. Ах, лицемеры. Ты, ты, я. И подлые боги. Да, мне следовало убить его там и тогда. Выстрелом в голову. Но нет. Почему лишь мои руки должны быть в пятнах? Я отдаю его вам, пилигримы. Он - конец пути, всеми нами выбранного. Отдаю его всем. Вот мой дар.
***
Когда последние слова вылетели и упали на землю и плоть, БрешФластырь облизал губы и сказал: - Но где она? Мы еще могли бы...
- Нет, - зарычал мастер Маст тоном, живо напомнившим, что он служил в солдатах. - Мы не можем, Фластырь.
- Но я не хочу умирать!
Тут Стек Маринд зарыдал.
Лично я испытывал известное удовлетворение. О, не смотрите так! При удобном случае какой творец не съел бы поклонников? Подумайте об удовлетворении! Это куда лучше обратного исхода, смею горячо заверить. Но давайте обойдем и пропустим эти возможности, дабы не открыть вещей совсем неподобающих.
Опустелла выползла из канавы, разбитые губы расползлись в зловещей улыбке, глаза устремились к Ниффи. - Всё мне одной! - прокаркала она, приближаясь. - Я не стану тебя есть, милый! Я даже не голодна!
Несчастный поэт, трижды именованный Творцом Столетия, поднял ободранную голову. Лицо лишилось последних остатков благообразия, все черты перемешаны и неловко сложены в некую смоляную маску. Кровь запеклась на подбородке, облепила края раззявленного рта. По сторонам кривого носа глаза вращались каждый сам по себе, безуспешно стараясь найти правильное положение. Если считать, что в коробке за орбитами что-то еще было, то безнадежно и беспорядочно перемешанное. От соплей из запекшихся ноздрей до слепленных клочков волос, он поистине был человеком без свиты. И правда, лишь одна мертвая карга предлагала ему беспокойную преданность.
- Дело в яйцах, - прошептал он.
Тут даже Опустелла замерла.
- Я был так голоден. И мог думать только о... о яйцах! Положенных на горячий камень, запеченных на солнышке! - Дрожащие пальцы коснулись рта и он задрожал, словно эти пальцы не принадлежали ему. - Те сказки. Отродье дракона, запертое в гигантском яйце... какая дурость. Я... я даже не люблю мясо. Но яйца - это совсем другое! Словно еще не рожденная идея. Яйца я могу есть.
Я так хотел их! Он украл деву. То есть Монстр в Яйце. Украл... украл в ночи! Я старался вас предупредить, точно старался. Но вы не стали слушать! - Он уставил палец в сторону Опустеллы. - Ты! Ты не желала слушать! Я исписался, разве не видно? Почему я хватался за любую детскую сказку? Потому что всё - всё - ушло!
- Я буду твоим яичком, милый! - Она схватила камень и ударила себя в висок, породив странный глухой шлепок. - Разбей меня, дорогой! Видишь? Это просто!
Как вы можете вообразить, все мы с болезненным восхищением взирали на сцену и странную логику разыгрывавшейся пьесы. Мне вспомнился кабал поэтов Арена, живших несколько столетий назад. Они принимали все виды галлюциногенов ради искаженного поиска просветления, но только заблудились в личных странностях смертных мозгов и смогли найти лишь собственные пупы (для чего никакие галлюциногены не надобны).
- Пошла прочь.
- Сладкий! (шлеп-шлеп) Возьми мой камень! (шлеп-шлеп) Ты сможешь! (шлеп-шлеп) Это просто!
Как выяснилось, даже Ниффи не жаждал узнать, что скрыто в черепе поклонницы. Нет, он прошептал: - Кто-нибудь, остановите это. Прошу. Кто-нибудь. Прошу...
Смею предположить, что смысл его жалких стенаний состоял во вполне естественном желании убрать Опустеллу с глаз долой (и его глаз, и глаз остальных), за каковое намерение Ниффи заслуживал искренней симпатии. Однако, по неведомой причине (ох, какой я лжец, не правда ли?) Тулгорд Мудрый неверно истолковал Великого Творца и ответил ударом клинка между лопаток. Острие вырвалось из груди Ниффи с потоком крови и осколками костей.
Глаза Ниффи прекратили состязаться, он осунулся, тяжело повиснув на мече. Тулгорд с кряхтением вытащил меч. Поэт упал во прах, подняв облачко пыли.
Опустелла застонала. - Пальчик мой!
Видя, что его губы еще шевелятся, я придвинулся - осторожно поглядев на Тулгорда, однако тот уже деловито чистил клинок в песке - и склонился совсем близко. - Ниффи? Это я, Бликер.
Внезапный ужас воспламенил его глаза. - Яйца! - выдохнул поэт. - Яйца!
И тут же помер с необычайно радостной улыбкой.
Такова судьба всех людей искусства, безудержно крадущих вдохновение? Разумеется, нет, и позор вам за одну мысль.
Наша семья поистине рассеялась. Но утро выдало еще не все откровения, ибо в тот миг Здраворыцарь Арпо Снисходительный сел, смаргивая капли густой слизи. Трещина в голове сочилась розовыми слезами, но ему было все равно.
- Кто одел меня? - вопросил он странным голосом.
Апто Канавалиан поднял глаза, взор его был печальным и отсутствующим. - Ваша мать?
Арпо встал, весьма неловко, и неуклюже схватился за пряжки доспеха. - Это мне не нужно.
Бедная Опустелла поползла, добралась до рассеченной груди Ниффи Гама и задумчиво лизнула кровь. - Посмотрите, - пробурчала она, - никакого вкуса.
- Здраворыцарь, - сказал Тулгорд, - вы помните, что случилось?
Тут Апто Канавалиан вздрогнул и уставился на Смертного Меча в ужасе, смешанном со жгучей ненавистью.
- Кровь засохла, - отвечал Арпо. -Жалкие говнюки. После всего, что я им сделал. Открыть водяные врата! Кто мочился на алтарь? Это был демон? Ненавижу демонов. Смерть всем демонам! - Он сумел снять кольчугу, и она упала в сторону золотым звенящим каскадом. - Все псы отныне должны ходить задом наперед. Вот мой декрет, и делайте что хотите. Вырвать по глазу у каждой кошки и сложить в корзину... разумеется, я серьезно! Не кошек в корзину, а глаза. Какая трагедия - псы не могут видеть, куда идут задом. Поэтому мы...
- Здраворыцарь!
Арпо засверкал глазами. - Кто ты, во имя Фарла?
- Неверный вопрос! - рявкнул Смертный Меч. - Кто ты?
- Вот так так! И что это такое?
Все смотрели на вещь, которую Снисходительный сжимал в руке.
- Это ваш пенис, - сказал Апто Канавалиан. - Если мне позволено судить.
Арпо опустил глаза. - Вот и объяснение всему. Не так ли?
***
Лично я не усмотрел в его речах юмора. Так или иначе, Арпо (или тот, кто вселился в его тело) весь сосредоточился на своем открытии и вскоре запачкался. Брови взлетели, он улыбнулся и начал снова. - Я могу весь день. Скажу прямее: так и будет!
Со стоном отвращения Тулгорд пошел седлать коня.