Капитан Кондырев показал, что Сарычев, возвращаясь из поездки в Токио, привозил вещи американского и японского производства. Тогда это не вызывало никаких подозрений, потому что и другие наши офицеры привозили ценные вещи из Японии. Сейчас, по словам Кондырева, ему кажется, что Сарычев привозил вещей больше, чем их можно было приобрести на имевшиеся у него ограниченные запасы валюты.
— Тут что-то есть! — воскликнул я. — Может быть, и прав Корнеев с его «фантазией». Вы не согласны, Владимир Васильевич? — спросил я, заметив недоверие во взгляде майора.
— Пока одни подозрения. А на основании подозрений можно лишь жену упрекнуть в неверности. И то нехорошо, — Павлов улыбнулся, и я понял, что в душе он все же согласен со мною. — Вот если бы удалось получить сведения о встречах Сарычева с Беком вне службы, это имело бы значение. Но и в таком случае нам нелегко было бы доказать, что Сарычев поддерживал с ним преступную связь.
— Напомню ваши слова, Владимир Васильевич, — сказал я, улыбаясь, — шпион должен добывать, хранить и передавать информацию. На какой-то из этих стадий мы схватим его за руку.
— Мне думается, реальный успех нас может ожидать на третьей стадии: связь — самое уязвимое звено в цепи «агент — разведка»… Одно ясно, Максим, теперь каждый шаг Сарычева и Домнина должен быть у нас на контроле. Подумайте, как это организовать, потом посоветуемся.
— Хорошо, Владимир Васильевич, я с нетерпением жду ответа из Особого отдела военного округа, там должны опросить Чижова. Ведь Корнеев прямо заявил: подполковник Чижов рассказывал ему, что встречи Сарычева с американскими офицерами носили не только служебный характер…
— Посмотрим, посмотрим, — опять недоверчиво, как мне показалось, проговорил майор.
Просматривая поступившую почту, Владимир Васильевич остановился на ярко-желтом листке. Это была короткая справка МИД. В ней подтверждалось: Валентин Иванович Мамкин действительно около двух лет работал в Советском консульстве в Лос-Анджелесе, зарекомендовал себя исполнительным и трудолюбивым работником.
Сигналы в отношении Домнина и Сарычева, подумал майор, отвлекли наше внимание от Мамкина. Хотя справка МИД снимала подозрения с него, проверку Мамкина надо было довести до конца.
— Максим Андреевич, как идет проверка Мамкина? — спросил Павлов, когда я зашел к нему.
— Жду сообщения о результатах проверки по МИД.
— Ответ получен, ничего определенного. Как он сейчас ведет себя?
— Обычно. Только странно, в первую субботу прошлого месяца он никуда не выезжал. Не предупредил ли его Каретников?
— Не должен. Ну что будем делать с Мамкиным?
— Нужно ехать в Краснореченск, на месте быстрее разберусь.
— Одобряю, Максим Андреевич, готовьтесь, в вашем распоряжении пять дней.
— Вы имеете в виду первую субботу? Тогда четыре дня: мне нужно выехать туда хотя бы на сутки раньше.
В пятницу на рейсовом автобусе я приехал в Краснореченск и с помощью товарищей из горотдела МГБ установил: Мамкин останавливается у молодой одинокой женщины Синеоковой, живущей вместе с престарелым отцом в собственном доме и работающей медсестрой в военном госпитале. Как потом выяснилось, до самого отъезда из Краснореченска Мамкин никуда не отлучался из дома Синеоковой.
В тот же день я и старший лейтенант — оперативный работник горотдела — посетили военный госпиталь.
Начальник госпиталя, тучный мужчина с двойным подбородком и толстенным животом, видимо, дремал, хотя было начало рабочего дня. Он проснулся от стука в дверь, обеспокоенно оглядывал то меня, то моего товарища: не мог взять в толк, чего хотят от него офицеры.
— Извините, сердце, да это вот, — начальник сделал круговые движения возле живота. — Ночью не могу уснуть, а днем… Я слушаю вас, товарищи, — проговорил он, успокоившись.
— Всякая беседа начинается со знакомства, — шутливо заметил я. Знакомясь, начальник госпиталя назвался майором медицинской службы.
Он рассказал о госпитале, о чудодейственных операциях, которые смело проводят работающие в госпитале хирурги.
Я понял, что нам не переслушать разговорчивого майора, и прямо спросил, работает ли в госпитале медсестра Синеокова.
— Синеокова? Людочка? Работает. Боевая дивчина! — майор вдруг оживился, и в голосе его зазвучали нотки гордости за свою сотрудницу. — Фронтовичка! Орденов и медалей — не счесть. А характер — у-у! Железный характер!
— Мы хотели бы поговорить с ней, — сказал я. — Как это можно сделать?