Александр Лукич согласно кивнул головой.
— Осадчий, он же Крамер, дал ваш точный словесный портрет на одном из допросов. И вчера я вдруг четко вспомнил запись его ответа, и мне показалось, что тот любитель пива, который к нему заходил и потом втянул его в шпионскую организацию Отто Реймера, вы, и никто другой.
— Что вам на это сказать? Я могу с вами и не согласиться, и все ваши догадки растают как дым.
— Ну хорошо, — заключил разговор Чащин, — чтобы не тянуть время попусту, мы сейчас пригласим очевидцев. Сначала Фабрици, затем Крамера… Я вас попрошу, — обратился он к Зуеву, — вызовите их сюда на допрос.
— Не надо, — тихо проговорил пан Лихой. И уже тверже добавил: — Не надо свидетелей. Я, пожалуй, расскажу все сам. Конечно, я никакой не Чайка, тем более не Сосюра. Это все камуфляж. Также я никогда не был и паном Лихим, как меня представил ныне покойный Хустовец. Мое настоящее имя Леонид Уриевский. Дальнейшее запирательство считаю излишним, ибо вижу, что вы располагаете достаточными уликами против меня.
И он рассказал о себе следующее.
Отец Леонида, священник сходницкой церкви, готовил свое единственное чадо в пасторы, а когда оно выросло, определил его во Львовскую семинарию. В конце тридцать девятого года старший Уриевский за злобную антисоветскую обработку прихожан был арестован. В тюрьме он наложил на себя руки. Узнав об этом, Леонид решил отомстить. Он посвятил себя борьбе с Советами, огульно считая их виновниками смерти отца. Сколотив из себе подобных ватажку, бросил семинарию. Во время Отечественной войны Леонид попал в поле зрения редактора профашистской газеты «Нежинские вести». Редактор, гитлеровский прихвостень, без труда обнаружил в нем единомышленника и приблизил к себе. Незадолго до освобождения Нежина Красной Армией «подающий надежды» Уриевский при содействии своего шефа перебрался в отдел информации ОУН и вскоре стал там референтом. Хваткий попович втерся в доверие руководителей этой организации и был послан на Западную Украину: ему поручили поднять дух, взбодрить вожаков формирований УПА, оказать им помощь и установить деловой контакт с закарпатскими самостийниками.
— Вы уверены, что повстанческая армия, так называемая УПА, существует на самом деле?
— Был когда-то уверен, но недавно разуверился, потому что в прямом смысле такой армии уже не существует. Это помпезное название пущено в обиход для того, чтобы выдать черное за белое, изобразить возню националистов как идейное течение, поддерживаемое украинским народом и располагающее внушительной вооруженной силой. И тем самым ввести кого-то в заблуждение.
— Что вас привело к такому выводу?
— Побывав в некоторых формированиях Западной Украины, я убедился, что во главе их стоят либо беспринципные легковесные головы, либо конченые пропойцы, которые, кроме террора, не признают никаких средств борьбы. Тем самым они ожесточают население. В их подразделениях царит произвол и междоусобицы. Не в лучшем состоянии была и ватага Хустовца. Руководитель оказался не на своем месте.
— Ну, и что дальше?
— А дальше вы знаете. Когда схрон был окружен, я предложил Хустовцу бежать. Но он раскис, потерял голову. В общем, оказался беспомощным что-либо сделать. Это меня возмутило, и я застрелил его. Все остальное — пожар, манипуляции с оружием — это пустяки, о которых не стоит говорить.
— На графской усадьбе должна была состояться встреча главарей банд. Судя по вашему признанию, вы к этому приложили немало усилий. Назовите срок проведения этого сборища.
— Встреча должна состояться послезавтра. Но по всей видимости, теперь ее не будет.
— Почему? Разве успели предупредить?
— Нет.
— Расскажите о мюнхенском Отто Реймере, — напомнил Уриевскому Винокуров.
— Отто Реймер был владельцем павильона, который находился на той улице, где жил и я. Почти напротив моей квартиры.
— Что конкретно вам известно о тайных делах этого человека?
— Немного. Но я подозревал, что в стенах его павильона проводится какая-то засекреченная работа. Мои подозрения усилились после того, как, встретившись со мной, Реймер поинтересовался, нет ли у меня на примете молодых одиноких людей, которые нуждаются в заработке, и подчеркнул: «…с выездом за пределы города». Вспомнив о своем земляке Крамере, я назвал Реймеру пивную, в которой тот работал, а что было потом, сказать не могу, так как не встречался ни с тем, ни с другим ни разу. Однако должен признаться, что вскоре после прибытия к Хустовцу он свел меня со своим заместителем Коломейским, а тот доверительно сообщил мне, что в реймеровском павильоне укрывалась школа абвера, в которой когда-то обучался и он.