Капитан Вдовин в этот раз доложил о результатах проверки бухгалтера военторга Белова. Его анкетные данные полностью подтвердились. В октябре сорок первого года Белов попал в немецкий плен, содержался в Бобруйском концлагере; удалось бежать и при содействии местных жителей перейти к партизанам. О наградах Белов, по его словам, не указал по рассеянности.
Павлов окинул неспешным взглядом собравшихся, увидел, что люди устали от нервного напряжения и бессонных ночей.
— Я думаю, главное качество чекиста — бесконечная выносливость, — грустно пошутил он.
Владимир Васильевич сказал, что проведена колоссальная работа, однообразная и изнурительная, без романтических приключений. Но она была необходима и оказалась полезной.
— В наше поле зрения попали лица, заслуживающие внимания. Понимаю, что делать выводы без достаточных фактов опасно: можно совершить грубый просчет. И все-таки…
Полученные на Сарычева материалы все больше заинтересовывали нас. Не были сняты серьезные подозрения и с полковника Домнина, встречавшегося с установленным вражеским разведчиком. Но все понимали, что главной цели мы пока не достигли — шпион не разоблачен. Кто он? Этот вопрос оставался без ответа.
Павлов и я покинули отдел последними. Ночь была по-южному темная, как говорится, хоть глаз выколи. Лишь ленивая перекличка цикад нарушала знойную напряженную тишину.
— Слушай, Максим, какое у тебя впечатление о полковнике Щербинине? — спросил Павлов.
— Самое благоприятное, — сказал я, не догадываясь, почему майор обратился ко мне с этим вопросом.
— А его дружба с Сарычевым? Душой не покривит?
— Не думаю, Владимир Васильевич. По-моему, тут как раз тот случай, когда подходит поговорка: дружба дружбой, а служба службой.
— Я почему спрашиваю тебя об этом? У меня возникла мысль побеседовать со Щербининым. Он близко знает и Домнина и Сарычева. Если нам удастся вызвать его на откровенность, он может внести кое-какую ясность. Как ты смотришь на это?
— Я пошел бы на такой шаг.
— Решено. Завтра я встречусь с ним.
Назавтра около одиннадцати часов Павлов постучался в кабинет Щербинина. Полный, с загорелым лицом, полковник по-мужски крепко пожал его руку и пригласил сесть.
— Павел Игнатьевич, вы не очень заняты? — спросил Павлов.
— О чем речь? Для чекистов у меня всегда найдется время, — сказал Щербинин, приглаживая светлые пушистые брови. — Но сами понимаете, транспортный отдел — хозяйство беспокойное: всегда есть срочные дела, всегда чего-то недостает. У вас надолго?
— Как получится. Я хотел бы поговорить с вами о некоторых ваших знакомых, — пояснил Павлов, не отводя взгляда.
— Пожалуйста, спрашивайте, я готов отвечать.
— Павел Игнатьевич, сами вы не замечали чего-нибудь подозрительного в поведении тех людей, с которыми приходится общаться?
— Подозрительного? Вроде бы нет. Если бы заметил, сам пришел к вам.
— Тогда спрошу конкретнее: какие у вас взаимоотношения с полковником Домниным?
— С Николаем Николаевичем? Самые добрые — ежедневно встречаемся в штабе. Буду откровенным: встречаемся и в домашних условиях, раза три-четыре были на охоте вместе. Кстати, один раз и ваш помощник Максим Андреевич был с нами.
— Скажите, во время работы в Контрольном Совете в Германии Домнин мог встречаться с американскими офицерами?
— Бесспорно. Я тоже служил при Контрольном Совете и знаю, наши офицеры имели деловые встречи с американскими, английскими и французскими офицерами.
— О более близких, может быть, неслужебных контактах он не рассказывал вам?
Щербинин задумался.
— Не помню. Скорее всего, нет. Я запомнил бы это. Вообще, я должен заметить, Николай Николаевич — человек весьма общительный и, пожалуй, даже неразборчив в связях.
— Из чего вы сделали такое заключение?
— Из собственных наблюдений: он не отказывается от выпивки с подчиненными, довольно фривольно, так сказать, не по чину и возрасту ведет себя с женщинами.
— Павел Игнатьевич, не показывал ли Домнин иностранные книги или вещи? — Павлов помнил, что Гротт передал Домнину сверток, похожий на книгу.
— Вещей не видел, а книгу он показывал. — Щербинин потянулся за папироской, закурил. — Это было месяца два тому назад. Я зашел к Николаю Николаевичу и увидел у него на столе красиво оформленную книгу, взял ее в руки, полистал. Книга на английском языке, и я, естественно, спросил, что за книга? Николай Николаевич сказал, что эту книгу он купил у одного американского коммерсанта, с которым случайно познакомился в Сочи. В ней, говорил он, есть раздел об американской армии: принципы формирования, структура, организационное построение… Он готовил диссертацию об армии США, и такая книга ему была очень нужна.