Авиаотряд советской части Союзного Совета для Японии размещался на территории Приморского края. Сарычев был опытным летчиком, и его посылали в рейс по маршруту Владивосток — Токио и обратно, тогда, когда надо было доставить в Японию важный груз, ответственных работников или иностранцев.
Генерал Деревянко два-три раза летал с ним. Кузьма Николаевич был прост в обращении с подчиненными, никогда не подчеркивал своего высокого положения; иногда рассказывал о себе, о трудных проблемах, возникающих перед ним. Выполняя директивы своего правительства, Деревянко внес на рассмотрение Союзного Совета десятки предложений и рекомендаций: о корпусе бывшего японского офицерства, о реорганизации полицейских органов, о земельной реформе, о создании японским правительством комиссии по расследованию причин войны, о равноправии женщин, об изъятии фашистской и милитаристской литературы… По всем этим вопросам приходилось крепко спорить с командующим союзными оккупационными войсками, американским генералом Дугласом Макартуром, настойчиво проводившим империалистическую политику своего правительства. Бывали случаи, что Деревянко демонстративно покидал заседания Союзного Совета в знак протеста против раскольнических действий Макартура.
Эти и многие другие проблемы волновали Кузьму Николаевича, и он по своей человеческой простоте делился переживаниями с сослуживцами. Впрочем, обо всем этом говорилось в периодической печати, и генерал Деревянко не рассказывал ничего лишнего ни о себе, ни о своей ответственной работе.
В двадцатых числах августа самолет Си-47 приземлился в аэропорту Ханэда, вблизи Токио.
Оставив экипаж на аэродроме — там было несколько комнат для отдыха летчиков, — Сарычев поехал в Советскую миссию, чтобы получить иены для себя и товарищей.
Когда вернулся в аэропорт, там его встретил по-праздничному одетый полковник Бек: штатский костюм песочного цвета, белая рубаха с отложным воротничком.
— Дорогой друг, я жду вас больше часа. Сегодня у нас торжество — юбилей Анны Владимировны. Она полюбила вас с первого взгляда и наказала непременно привезти, запретила возвращаться без вас. В такой день не могу ослушаться ее.
— Я не знаю, удобно ли? И что подумает экипаж? — слабо сопротивлялся Сарычев.
— Очень даже удобно! А что, вы обязаны за каждый свой шаг отчитываться перед экипажем? Скажите, что вам надо по своим делам съездить в город.
— Хорошо, Кирилл Федорович, я подъеду через час-полтора, — Сарычев пошел в сторону здания, где были комнаты отдыха.
Сарычев сдержал слово. Примерно через полтора часа приехал в гостиницу «Империал».
Дверь открыла Анна Владимировна. На ней было декольтированное вечернее платье, глаза блестели.
— Милый Степан Ильич, я так рада встрече с земляком. — Приподнявшись на цыпочки, Анна Владимировна обняла Сарычева голой рукой за шею и поцеловала в губы. Сарычев уловил запах коньяка.
— Друзья мои, познакомьтесь с русским героем войны… Подполковник Сарычев. Извольте любить и жаловать! — объявила она.
Первым Сарычева радушно приветствовал полковник Рац. На правах старого знакомого — они нередко встречались на аэродромах — крепко и дружелюбно пожал руку.
Затем представилась подруга Анны Владимировны, сорокалетняя толстушка с лицом школьницы, назвавшаяся Людмилой Перфильевной. Последним подошел майор де Коннел, атлетического сложения брюнет, лет тридцати, с черными блестящими волосами, зачесанными на косой пробор.
— Очень приятно! Очень приятно! — повторял он. — Я тоже немножко русский… — Его смуглое красивое лицо светилось улыбкой.
Позднее Сарычев узнал, что отец де Коннела француз, а мать русская.
Людмила Перфильевна и де Коннел, как вскоре выяснилось, работали в военной разведке в подчинении у полковника Бека.
Хозяйка пригласила гостей к столу, хозяин наполнил шампанским фужеры на длинных ножках, разложили закуску по тарелкам.
— Друзья мои! — начал Бек, поднявшись. Встали и остальные. — Сегодня у нас двойной праздник: сорок лет милой Анюте и двадцать — нашей любви. По этому поводу прошу выпить!
Звякнули фужеры, наступила торжественная тишина.
— И кто придумал эти юбилеи? — сказала Анна Владимировна, ставя пустой фужер. — Зачем считать годы?
— Что ты, Аннушка! Надо славить господа бога за то, что он подарил нам жизнь, — возразила Людмила Перфильевна.