— Налейте мне чаю.
— С удовольствием, Кэзуо-сан. Надеюсь, мои скромные умения не разрушат гармонию.
Отец взял чайник. Скользнув по изящной дуге, тот замер над чашкой сенсея. Раздалось слабое журчание, к небу поднялся пар.
— Благодарю вас, Хидео-сан. Это было прекрасно.
— Вы преувеличиваете. На это способна любая служанка.
Сенсей сделал три глотка. И обернулся ко мне:
— Тебе необычайно повезло, твой отец — великий человек. Слушай его, учись у него.
— Да, сенсей! — я коснулся лбом земли.
Глава школы в задумчивости смотрел на меня. Нет, сквозь меня. Чувствовалось, что мысли его витают далеко. В итоге я проморгал момент, когда из бесплотного духа вновь превратился для Ясухиро в ученика из плоти и крови.
В крайне бестолкового ученика, как выяснилось мгновением позже.
— Почему ты не ходишь в додзё?!
Сенсей превратился в разъярённого тигра. Утробный рык едва не заставил меня броситься прочь. Сам не знаю, как я сумел остаться на месте.
— Лентяй! Бездельник! Однорукий доходяга, и тот спустит с тебя шкуру! Позор семьи! Как ты смеешь пропускать занятия?!
Я пал ниц:
— Виноват, сенсей!
— Ты — выкидыш благородного искусства боя!
— Простите ничтожного!
Выкидыш, кивнул отец. Он жмурился, как сытый кот. Гнев Ясухиро пришёлся ему по душе.
— Ты будешь дневать и ночевать у меня во дворе!
— Да, сенсей!
— Иначе я изобью тебя до полусмерти!
— Да, сенсей!
— Выгоню с позором!
— Да, сенсей!
— Двадцать кругов вокруг додзё! Бегом!
— Да, сенсей!
— Пятьдесят приседаний с колодой. После можешь вернуться к манекену…
Ясухиро взмахнул рукой, отсылая меня прочь — словно плетью хлестнул. Плетью? Хлестнул? Захлестнул!!!
— Да, сенсей! Спасибо, сенсей!
Я наворачивал круги, раз за разом огибая здание, мокрый от пота, приседал с тяжеленной колодой на плечах — и видел жест сенсея. Тысячу раз я прокручивал этот жест в памяти, мысленно повторяя его, ожидая того момента, когда от мыслей перейду к делу. Если бы в руке у Ясухиро была длинная плеть…
Тысяча благодарностей, сенсей!
Отец вскоре ушёл.
Я же прозанимался до полудня. На обратном пути мне понадобилось дать изрядный крюк, чтобы забежать сперва в храм Вакаикуса, к настоятелю Иссэну, а уже потом отправиться домой. О, удача! Старый монах сидел на крыльце храма, латая соломенную шляпу, и согласился уделить мне минутку. Впрочем, Иссэн всегда был добр к такому назойливому бездельнику, как ваш неугомонный Гром-и-Молния.
Когда я вернулся домой, оба моих кимоно — и выходное, и то, что для занятий — можно было выкручивать, как мокрое бельё. Ноги болели от усталости, я ковылял, словно дряхлый старец на пороге смерти. Но я ни минуты не жалел о том, что посетил Вакаикусу.
Матери я ничего не сказал про храм. Я ей вообще ничего не сказал, потому что она спала. А отец и не спросил, где это я бегаю. Его и дома-то не было, отца. Наверное, ушёл в лапшичную.
3
Допрос стражника Икэды, проведённый Хасимото Ясуо, начальником городской стражи, в присутствии писца
— Ваше имя?
— Икэда Наоки, господин.
— Место службы?
— Стража первой почтовой станции на выезде из Акаямы.
— Выслуга лет?
— Двадцать три года.
— Полагаю, вы опытный стражник. Я склонен доверять вашим суждениям.
— Благодарю, господин. Это честь для меня.
— Писец запишет ваши показания. Итак, когда всё произошло?
— В час Зайца, господин. Как только час Тигра сменился часом Зайца[18], мы открыли пропуск через заставу.
— Люди большей частью ехали в город или из города?
— В город. Из города вообще никого не было.
— Продолжайте.
Писец скучал.
Его кисть порхала над бумагой, оставляя за собой изящные столбики иероглифов, но мыслями писец был не здесь. Сам в прошлом стражник на дальней заставе, тринадцать лет выслуги, он лишился места, сломав ногу при падении с лошади. И зачем надо было похваляться искусством ба-дзюцу[19] перед сослуживцами?! Лошадь взбрыкнула, всадник, незадолго до этого перебравший саке, не удержался в седле.
Хорошо хоть ногу сломал, не шею.
Доклад начальству составили так, будто стражник пострадал при исполнении, доблестно преследуя беглеца, прорвавшегося сквозь кордон.
Охромевшего наездника перевели в управу, что можно было считать повышением. В смысле жалованья, так точно! К счастью, он был грамотен и обладал разборчивым почерком. Такие допросы, как нынешний, редко обходились без него: опираясь на свой богатый опыт, писец легко выявлял ложь и недомолвки. Об этом он делал на полях тайные пометки для господина Хасимото.