Сегодня лжи не предвиделось.
— Первыми были паломники, ночевавшие на постоялом дворе Глухого Ю. Это хороший двор, там подают не только завтрак, но и ужин. Там даже есть четыре девушки для развлечений, хотя разрешены всего две. О, это я зря! Покорнейше прошу не наказывать Глухого Ю! А если накажете, не говорите, что это я проболтался…
— Вы ставите мне условия?
— Нет, что вы! Умоляю простить меня! Я всего лишь…
— Вернитесь к паломникам.
— Они шли в храмы Вакаикуса и Сондзюмон. В целях безопасности мы заставили паломников перед досмотром отложить посохи и ящики с едой. Случалось, что юноши, сбежавшие из семей, и разорившиеся крестьяне, из тех, кому нечего терять…
— Достаточно.
— Они прорывались через заставу без досмотра, господин. Вместо грамот они показывали нам посохи! И начинали колотить всех без разбору! Меня, помню, оглушили ящиком с едой. Милосердный будда, какой же он был тяжёлый…
— Хватит об этом! Вернитесь к паломникам.
— Мы велели им снять шляпы и накидки. Мы всё сделали правильно, господин?
— Да. Что произошло дальше?
— Мы проверили подорожные грамоты. Грамоты были в порядке.
— Вы пропустили паломников?
— Нет. Мы велели им отойти к обочине.
— Почему?
— Приближались носильщики с паланкином, где сидела знатная дама. Её сопровождали шесть самураев. Очень неприветливых самураев, доложу я вам. Один назвал меня обезьяной…
— Это не имеет значения. Я слушаю.
— Торюмон Хидео, старшина караула, решил, что паломники могут обождать. Иначе ждать пришлось бы даме. Он верно поступил, господин?
— Да. Вы проверили даму?
— Разумеется. Она подняла шторку паланкина, чтобы мы могли видеть её лицо, и предъявила разрешение на выезд из Акаямы и последующий въезд. Разрешение подписал чиновник городской управы.
— Имя?
— Чиновника?
— Дамы. И попробуйте думать головой, прежде чем задавать вопросы.
— Нижайше прошу прощения! Да, я буду думать головой…
— Имя дамы!
— Исикава Акиро, жена старшего налогового инспектора.
— К грамоте прилагалось описание внешности?
— И самое подробное! Телосложение, рост, длина волос. Черты лица. Родинка на пояснице…
— Родинку проверили?
— Сочли лишним. Нет, вы не подумайте! У нас при станции есть помещение для личного досмотра. И женщина есть, как раз для таких случаев. Мы сами никогда не предложили бы раздеться такой знатной даме! Раздеться при мужчинах? Это немыслимо!
— Короче!
— Короче, Хидео-сан решил, что обычного досмотра вполне достаточно. Эти самураи, они были такие грубияны! Обезьяна! Это я-то краснозадая обезьяна?! Мы же правильно…
— Вы поступили правильно. Дальше!
— После госпожи Исикавы мы проверили крестьян из ближайших деревень. Они везли на продажу бобовую пасту, чуми́зу[20] и батат. Ещё корни лопуха, в отдельной тележке. У всех были выписки из храмовых книг рождения, с отметкой, дозволяющей въезд.
— Выписки? У корней лопуха?!
— У крестьян, господин.
— Я знаю, что у крестьян. Я всего лишь показал вам, как нелепы вопросы, заданные без тщательного обдумывания. Вы поняли, к чему это я?
— К сожалению, нет.
— Неважно.
— Может быть, вы соблаговолите объяснить мне прямо? Я плохо понимаю намёки.
— Оставим это. Вы их пропустили?
— Крестьян? Да.
— А паломники?
— Сказать по правде, мы о них забыли. Сперва въехала дама, затем крестьяне. Затем появились ронины[21], девять человек. Они возвращались из веселого квартала, от проституток…
— Ронины буянили?
— Нет, они еле тащились. Похмелье, господин! Вот после ронинов мы и вспомнили о паломниках. Когда паломники прошли мимо нас, среди них тоже был один ронин…
— Почему вы замялись?
Ясуо Хасимото весь подобрался.
Разговор — обязательный согласно предписаниям, но пустой и утомительный — подошёл к ключевому моменту. Всё уже случилось, ничего нельзя было изменить. Но от того, как прозвучит история, как её подаст этот недотёпа Икэда, а главное, как её запишет писец, зависела судьба наград и наказаний.
«Большие несчастья происходят от малых причин!»