Глаголаша ему бояре его: «Нам, княже, поведали от Москвы за 15 дний, мы же устыдехомся тебе сказати: како же в вотчине его есть, близь Москвы, жыветь калугер, Сергием зовуть, вельми прозорлив. Тъй паче въоружи его и от своих калугер дал ему пособники». Слышав же то князь Олег резанскый, начат боятися и на бояре свои нача опалатися и яритися: «Почто ми не поведали преже сего? Тъ аз бых послал и умолил нечестиваго царя, да ничто же бы зло створилося. Горе мне, яко изгубих си ум, не аз бо един оскудех умом, нъ и паче мене разумнее Вольгорд литовскый. Нъ обаче он почитаетъ закон латыньскый Петра Гугниваго, аз же, окаанный, разумех истинный закон божий. Нъ что ради поплъзохся? И збудется на мне реченное господом, аще раб, ведаа закон господина своего, преступить, бьен будетъ много. Ныне убо что сътворих? Ведый закон бога сътворителя небу и земли всея твари, а приложихся ныне к нечестивому царю, хотящу попрати закон божий! Ныне убо, которому моему худу разумению вдах себе? Аще бы ныне великому князю помогл, тъ отнудь не прииметь мя — весть бо измену мою. Аще ли приложуся к нечестивому царю, тъ, поистинне, яко древний гонитель на христову веру, тъ пожреть мя земля жыва, аки Святоплъка: не токмо княжениа лишен буду, нъ и жывота гоньзну и предан буду в гену огненую мучитися. Аще бо господь по них, никто же на них. Еще же молитва выину о нем прозорливаго оного мниха. Аще ли ни единому помощи не сътворю, тъ в прок от обоих како могу прожыти? И ныне аз то мыслю: которому их господь поможетъ, тому и аз приложуся».
Князь же Вольгорд литовьскый, по предреченному съвету, съвокупи литвы много и варяг и жемоти и поиде на помощь Мамаю. И прииде к граду Одоеву и слышав, яко князь великий съвокупи многое множество въинства, всю русь и словены, и пошол к Дону противу царя Мамаа, и слышав, яко Олег убоася, и пребысть ту оттоле неподвижым. И начя разумети суетныа свои помыслы, бе съвокупление свое с Ольгом резаньскым разномысляще, нача рватися и сердитися, глаголя: «Елико человеку не достанетъ своеа мудрости, тъ всуе чюжую мудрость требуеть. Николи же бо Литва от Резани учима была! Ныне же изведе мя ума Олег, а сам паче погыбл. Ныне же убо пребуду зде, дондеже услышу московъскаго победу».
В то же время, слышав князь Андрей полотскый и князь Дмитрей брянскый, Вольгордовичи, яко велика туга и попечение належить великому князю Дмитрию Ивановичу московьскому и всему православному христианству от безбожнаго Мамаа. Беста бо те князи отцом своим, князем Вольгордом, ненавидими были, мачехи ради, нъ ныне богом възлюбленыи бысть и святое крещение приали. Беста бо, аки некиа класы доброплодныа тернием подавляеми, жывущи межу нечестна, не бе им коли плода достойна расплодити. И посылаетъ князь Андрей к брату своему, князю Дмитрию, тайно буквицу малу, в ней же писано бе: «Веси, брате мой възлюбленный, яко отец наш отвръже нас от себе, нъ господь бог, отец небесный, паче възлюби нас и просвети нас святым крещением и дав нам закон свой — ходити по нему и отреши нас от пустошнаго суетиа и от нечистаго сътворениа брашен, мы же ныне, что о том богу въздадим? Нъ подвигнемся, брате, подвигом добрым подвижнику Христу, началнику христианьскому. Пойдем, брате, на помощ великому князю Дмитрию московскому и всему православному христианству. Велика бо туга належыть им от поганых измаилтян, нъ еще и отець нашь и Олег резанскый приложылися безбожным, а гонять православную веру христову. Нам, брате, подобаеть святое писание съвръшити, глаголющее: «Братие, в бедах пособиви бывайте!» Не сумняй же ся, брате, яко отцу противитися нам, яко же евангелист Лука рече усты господа нашего Исуса Христа: «Предани будете родители и братиею и умрътвитеся, имени моего ради. Претръпев же до конца, тъй спасется». Излезем, брате, от подавляющаго сего трьниа и присадимся истинному плодовитому христову винограду, делательному рукою христовою. Ныне убо, брате, подвизаемся не земнаго ради жывота, нъ небесныа почести желающе, юже господь даеть творящим волю его».
Прочет же князь Дмитрей Вольгордовичь писание брата своего старийшаго, нача радоватися и плакати от радости, глаголя: «Владыко господи человеколюбие, дай же рабом твоим хотение съвръшити сим путем подвига сего добраго, яко открыл еси брату моему старейшему добраа!» И рече братню послу: «Рци брату моему, князю Андрею, готов есьми днесь по твоему наказанию, брате и господине. Колико есть въйска моего, то вси вкупе с мною: божиим бо промыслом съвъкуплени належащая ради брани от дунайскых татар. И ныне рци брату моему: слышах убо, яко приидоша ко мне медокормци ис Северы, а кажуть уже великого князя Дмитриа на Дону, ту бо ждати хощеть злых сыроядцев. И нам подобаеть итти к Севере и ту съвокупитися нам. Предлежить бо нам путь на Северу и тем путем утаимъся отца своего да не възбранить нам студно».