Олег же нача поспешивати и слати к Момаю послы и рече: «Подвизайся, царю, скоро». О таковых бо рече писание: «О не разеужение пути беззаконных, и собирают себе досаждение и понос, правых же путь обрящется». Ныне же Олга новаго Святополка нареку.
Слышав же то князь Дмитрей Иванович, яко грядет на него царь Момай на христову веру, ревнуя безгласному Батыю. Князь же Дмитрей опечалися велми о безбожном нахожении, восстав, иде пред честную икону, иже стоит у него в головах, и пад на колену нача молитися со слезами и рече: «Господи, аще смею молитися, смиренный раб твой, и простру уныниа моя, но на тя, господи, надеюся и возверзи печаль мою. Ты свидетель еси, владыко, не сотвори нам, яко же наведе на град наш злаго Батыя, а еще страх той и трепет в нас есть велик, не до конца прогневайся на ны. Ведаю, господи, яко мене деля хощешь потребити землю сию, аз бо согреших пред тобою паче всех человек. Не сотвори им зла, слез моих ради, укроти, господи, сердце сверепому и сотвори, господи, яко Езекею». И рече: «На господа уповаю и не изнемогу». И посла по брата своего, по князя Володимера Ондреевича и по вся воеводы и князи местный. Князь же Володимер Ондреевич в своей бяше области, в Боровсце, и скоро приехав на Москву, и мнози князи и воеводы сьехашася.
Князь же великий Дмитрей Иванович, поим с собою брата своего князя Володимера Ондреевича, и иде ко пресвященному митрополиту Кипреяну и рече: «Веси ли, отче, настоящую нашу беду, яко царь безбожный Момай идет на нас в неукротиме образе сь яростию». Митрополит же Кипреян рече великому князю Дмитрею Ивановичи): «Повежь ми, господине, чем еси к нему не исправился». И рече князь великий Дмитрей Иванович: «Во всем, отче, доволно по отец своих уставу, но и еще боле воздах ему». Митрополит же Кипреян рече: «Видиши ли, господине, попущением божиим, а наших ради грех, идет на землю нашу. Но вам подобает православным князем тех нечестивых дары утолити четверицею сугубо. Аще ли того ради не смирится, но господь его смирит, той бо рече: «Господь гордым противится, а смиренным дает благодать». Яко же случися великому Василью в Кесарии быти и яко иды ис Перс злый преступник Улиан и хоте разорити град его, он же помолися богу со всеми хрестьяны, и собраша злата много, дабы отступника утолити. Господь же посла на него воина своего Меркуриа, он же уби гонйтеля невидимо. Ныне же возми злата много сколко можешь, пошли противу ему и еще исправися пред ним». Князь же великий, слышев от митрополита, иде в казну свою з братом своим и взем злата много. И избра некоторого юношу от двора своего, имянем Захарью Тютчева, доволна суща смыслом, и дав ему два толмача умеюще языку еллинску и отпусти его ко царю. Захариа же доиде земли Рязанския, слышев же, что Ягайло литовский и Олег рязанский приложилися к Момаю, и посла к великому князю посла тайно. Князь же великий, то слышев, нача сердцем двизатися от ярости, и горести наполнишася и начаста ся молити: «Господи боже мой, на тя надеюся, любящему правду. Аще ми враг пакости деет, то подобает ми противу его тёрпети, яко искони есть враг христьянству, но сии друзи мои искрении, како умыслиша на мя. Суди, господи, межи има и мною, аз ни единому их сотворих зла, развее чести и даров от них взимах, а им тако же воздаях, но суди, господи, по правде моей». Поим же брата своего князя Володимера, и иде второе ко пресвященному митрополиту Кипреяну и поведа ему, како Олег рязанский и Ягайло литовский приложилися и совокупилися с Момаем. И рече ему Кипреян митрополит: «Ты, господине княже, сам веси, кою обиду сотворил еси има». Князь же великий проелезися: «Господине, пред богом грешен есми, а к ним ни единыя черты, по отец своих заповеди, преступих николи же. Но веси, господине, сам, доволен есми своими отоки, а к ним кою обиду сотворих. Но не вем что ради умножишася на мя стужаюши ми». Митрополит же рече к нему: «Ты, господине, сам веси закон божий: кто творяй правду, не подвижютца на нь человеци, яко праведен господь и правду возлюби. Но те обыдоша тя. яко пси мнози, суетно поучаются на тя, ты же имянем господним противися им. Господь да будет ти помощник в правду, а от всевидящего ока владычня, како можеши избежати, и от крепкия руки его избыти».