Тральщики шли навстречу транспортам, с флагмана уже передавали ратьером: «Будем конвоировать вас до места назначения. Все распоряжения получать от меня».
Наступило самое ответственное время, это чувствовал Зайцев и приказал сигнальщикам усилить наблюдение. Сам он устроился на левом крыле мостика и сосредоточенно смотрел вперед.
Корабли сближались. На переднем транспорте различались крохотные фигуры людей, скопившихся на палубе. Они приветливо махали руками. Можно понять их радость: застрять в начале войны где-то у черта на куличках, месяцами мечтать о доме и вот наконец-то при виде боевых кораблей ощутить счастье близкого возвращения на Большую землю.
На флагманском корабле замигал ратьер — передавалось приказание комдива: «Кораблям занять места согласно ордеру № 1».
Тральщику Зайцева, чтобы оказаться слева концевым, прежде требовалось произвести сложное маневрирование.
— Лево руля, курс сорок пять! Рулевой тотчас ответил:
— Начали поворот.
Через две минуты он доложил:
— На румбе сорок пять!
Зайцев впервые видел такую картину построения конвоя и неотрывно следил за тем, как флагман отделился от остальных кораблей и скоро занял место в голове колонны.
Два маленьких катерных тральщика, сопровождавшие транспорты до точки рандеву, повернули обратно и скрылись, возвращаясь в базу.
Тщеславие мучило Трофимова, подтачивало его когда-то деятельную натуру. Он отлично видел все просчеты Зайцева на первых шагах командования кораблем, потому что сам был неглупым, знающим офицером и к тому же обладал боевым опытом. Он мог бы стать правой рукой командира, но не захотел. «Никто еще не въезжал в рай на моей шее — не тот случай». Если к нему Максимов относился равнодушно, то к Зайцеву, это от Трофимова не ускользнуло, — откровенно неприязненно, значит, при случае постарается отомстить, и тогда... Он решил быть тенью и эхом Зайцева. И не больше! Выжидание входило в его планы: он выбрал то, что удобно и спокойно.
Подошел Зайцев, и Трофимов съежился, как будто командир мог отгадать его мысли. Зайцев весело сказал:
— Теперь-то уж недалеко, немного осталось.
— Безусловно, все должно быть хорошо, — с готовностью подхватил Трофимов. Сам же посмотрел на обложенное тучами небо, прислушался к свирепым ударам волн о борт корабля и подумал: «Как дойдем, это еще бабушка надвое сказала».
Впереди неожиданно полыхнуло, прозвучал отдаленный раскат, похожий на весеннюю грозу, и шапка огня взлетела над морем, озарив темную воду, транспорты, ослепив всех находящихся на палубе.
Зайцев растерянно смотрел вперед.
— Товарищ командир, взрыв на головном тральщике! — как-то неестественно громко прокричал Шувалов, но Трофимов оборвал его:
— Без вас видим, старшина!
Огоньки быстро гасли и исчезали во мраке, а это означало, что останки тральщика погружались в море.
Не успел затихнуть на мостике шум голосов, как опять сверкнуло багровое пламя. Теперь головной транспорт охватило огнем, и в зареве пожара ясно виделось, как мечутся по палубе люди. Пар с шумом вырывался из кочегарки, доносились глухие удары: взрывались котлы. Транспорт еще держался на плаву, его разворачивало и несло в сторону.
Шувалов докладывал, но его никто не слышал, слова казались совсем ненужными, потому что все находившиеся на мостике сами видели страшную картину.
С трудом овладев собой, Зайцев сделал попытку подать команду, но получилось неясно и сдавленно.
В отсветах пожарища его лицо казалось высеченным из красноватого камня, и только блеск глаз и голос, более твердый, чем всегда, выдавали возбуждение.
«На помощь погибающим!» — решил он, и корабль властно рванулся вперед. «Немецкие лодки», — в следующую минуту подумал Зайцев и отдал команду готовиться к атаке. К нему приблизился Трофимов и вразумляюще сказал:
— Гидроакустик никаких лодок не обнаружил. Минное поле, товарищ командир. Мы на минном поле! Надо уходить и уводить транспорт. А то все пойдем ко дну,
Зайцев подумал: «Да, положение опасное».
Теперь он не сомневался: минное поле! Опасность грозит тральщику и транспорту с зимовщиками. Он перевел ручку телеграфа на «малый ход» и уже готов был принять нокое решение, но что-то его сдерживало.